Что означает самодостаточность общества

Социетальное сообщество и самодостаточность

Мы можем теперь свести воедино различные критерии само­достаточности, использованные при определении понятия общества. Общество должно представлять собой социетальное сообщество, которое имеет адекватный уровень интеграции (или солидарности) и отличительный статус членства. Это не исключает отношений контроля или даже симбиоза с теми группами населения, которые только частично интегрированы в социетальное сообщество, как, например, евреи диаспоры. Однако в нем должно быть ядро полно­стью интегрированных членов.

Это сообщество должно быть «носителем» культурной систе­мы, достаточно генерализированной и интегрированной для того, чтобы легитимизировать нормативный порядок. Подобная легити­мация требует наличия специальной системы символов, позволяю­щей обосновать идентичность и солидарность сообщества, а также верований, ритуалов и других культурных компонентов, в которых данная символическая система воплощена. (Культурные системы обычно шире, чем любое отдельное общество и его коммунитарная организация, хотя в ареалах, включающих много обществ, различные культурные системы могут на самом деле переходить одна в другую.) При этих условиях самодостаточность общества предполагает инсти-туционализацию большого числа культурных компонентов для того, чтобы наилучшим образом соответствовать социетальным потребно­стям. Конечно, отношения между обществами, имеющими аналогич­ные или сходные культурные системы, порождают особые проблемы, некоторые из которых будут рассмотрены ниже.

Фактор коллективной организации диктует дополнительный кри­терий самодостаточности. Самодостаточность ни в коем случае не требует, чтобы все ролевые обязательства членов общества выполня­лись внутри самого общества. Тем не менее общество должно предо­ставлять индивидам набор ролевых возможностей, достаточный как для реализации их фундаментальных личностных потребностей на всех этапах жизненного цикла без выхода за рамки общества, так и для реализации потребностей самого общества. Монашеский орден, например, не отвечает этому критерию, поскольку он не может увеличивать число своих членов посредством рождения, не нарушая при этом своих фундаментальных норм.

Мы показали, что распространение нормативного порядка среди коллективно организованного населения требует контроля над тер­риторией. Это — фундаментальный императив, связанный с необхо­димостью единства управленческих институтов. Более того, это — главная причина, по которой ни один функционально специфициро­ванный коллектив, будь то церковь или коммерческая фирма, не мо­жет называться обществом. В отношении к членам общества как к личностям социальная самодостаточность требует (и, возможно, это требование является наиболее фундаментальным) адекватного кон­троля над мотивационными обязательствами. За некоторыми изна­чально ограниченными исключениями (такими, как образование новых колоний) сообщество должно пополняться новыми членами посредством рождения и социализации, первоначально происхо­дившей главным образом через систему родства, но впоследствии дополненной системой формального обучения и другими механиз­мами. Система пополнения рядов общества может рассматриваться как механизм социального контроля над его личностной структурой.

Наконец, самодостаточность предполагает адекватный контроль над экономико-технологическим комплексом для того, чтобы физи­ческая среда могла использоваться целенаправленным и сбаланси­рованным образом в качестве ресурсной основы. Этот контроль вза­имосвязан с политическим контролем над территорией и с контролем за системой членства на основе родства и места жительства.

Ни один из этих частных критериев самодостаточности не являет­ся исчерпывающим, если не считать их обобщенных отношений в кибернетических и условных иерархиях. Серьезная неполнота каждого или любой комбинации этих критериев может разрушить общество либо создать хроническую нестабильность или жесткость, которая будет ме­шать дальнейшей эволюции. Поэтому данная схема будет особенно по­лезной при объяснении разрывов в процессе социальной эволюции.

Источник

ОБЩЕСТВО КАК САМОДОСТАТОЧНАЯ СОЦИАЛЬНАЯ ГРУППА

Прежде всего, специфика общества не связана с его размерами и прочими внешними свойствами. Главный его признак — самодос­таточность, т.е. способность самостоятельно создавать и воссозда­вать феномен общественной жизни, отличающийся от природных процессов. О чем конкретно идет речь?

Представим себе обычную социальную группу — все ту же фут­больную команду, которую мы не можем считать полноценным человеческим обществом. Дело в том, что бытие футболистов как социальных существ, способных к общественной по своему харак­теру деятельности, не может быть обеспечено усилиями самого фут­больного клуба, который немедленно исчезнет с лица земли, если окажется предоставленным сам себе.

В самом деле, в круг забот профессиональных футболистов не входит ни производство продуктов питания, ни конструирование и строительство стадионов, ни оказание хирургической помощи при травмах и т.д. и т.п. Все это они получают «извне», «из рук» других специализированных групп, предоставляя им в обмен продукт соб­ственной деятельности — а именно футбольное зрелище. В аналогич­ной ситуации находятся также и актеры, полицейские, депутаты парламента и представители прочих общественных групп.

Теперь представим себе, что наши футболисты или актеры очу­тились на необитаемом острове, где оказались, предоставлены сами себе. Они смогут выжить лишь в том случае, если уподобятся пол­ноценному человеческому обществу, т.е. окажутся способны собствен­ной деятельностью создавать и воссоздавать все необходимые усло­вия совместного существования. Короче говоря, производить все по­требное для коллективной жизни.

Какие же именно коллективы, существующие в человеческой цивилизации, подходят под определение реальных самодостаточ­ных групп, могут рассматриваться как организационная форма про­изводства и воспроизводства общественной жизни?

Реальная общественная жизнь людей на Земле осуществлялась и до сих пор осуществляется как жизнедеятельность отдельных соци­альных групп, разделенных пространством и временем, языком и культурой, национальными границами, экономическими и поли­тическими различиями в образе жизни, историческим прошлым и перспективами на будущее.

К примеру, эскимосы Аляски, аборигены Австралии или жи­тели Японских островов долгое время были предоставлены сами себе, не вступали в контакты ни между собой, ни с остальным миром. В результате такой изоляции они создали анклавные очаги социальности, отличающиеся друг от друга по «качеству жизни», но в равной степени соответствующие общим критериям общественной жизни в ее отличии от природных процессов. Все эти образования представляли собой полноценные общества, обеспе­чивающие социализацию человеческих индивидов, организацию их совместной деятельности, направленной на удовлетворение жизнеобеспечивающих («организмических» и «социетальных») потреб­ностей, передачу исторической эстафеты от одних поколений к другим и т.д. и т.п.

Разные ученые именуют такие самодостаточные группы с по­мощью различных терминов — «народы», «страны», «государства» и т.д. Не углубляясь сейчас в проблему классификации реальных субъектов истории, отметим, что изначально самодостаточные социальные группы были представлены этносами, т.е. группами лю­дей, связанных общностью исторического происхождения, зак­репленного в единстве языка и культуры. Такие этнические груп­пы, как египтяне, евреи, китайцы и пр., представляли собой ис­торически исходную форму существования обществ (которые, на­чиная с родоплеменных союзов, имели, как правило, моноэтни­ческий характер, существовали под единой «национальной кры­шей», так что русский, живший за пределами России, был боль­шой редкостью).

Позднее в истории этническое и социальное начала начинают расходиться. Этнические группы нередко перестают быть общества­ми: сохраняя духовную общность языка, религии, исторического самосознания и пр., они, однако, теряют единство национальной территории, экономики и административно-политического управ­ления, как это произошло, к примеру, с еврейским этносом. Воз­никает различие между «этническим ядром», представленным са­модостаточными этносоциальными группами, «этнической пери­ферией», которую составляют люди одной национальности, ком­пактно проживающие за пределами своей исторической родины, и «этнической диаспорой» — номинальной группой соотечественни­ков, разбросанных «по городам и весям».

С другой стороны, реальные общества теряют свою «моноэтни­ческую» окраску (так, в современной Франции живут, к примеру, алжирцы, вполне приверженные своим национальным ценностям и при этом осознающие себя полноправными французскими гражда­нами). Многонациональным было уже древнее римское общество, не говоря о современном американском, которое представляет со­бой «плавильный котел» самых различных рас и национальностей, сумевших интегрироваться в нацию — единую социально-эконо­мическую, политическую, культурную систему. Часто единое об­щество складывается как добровольное федеративное или конфеде­ративное объединение различных национальностей (как это имеет место в современной Швейцарии, представляющей собой единое многонациональное общество). Все это означает, что социологичес­кое понятие общества шире этнографических категорий, обознача­ющих ту или иную форму национальной принадлежности.

С другой стороны, понятие общества далеко не всегда совпадает с понятиями «страна» или «государство», если понимать их как единое политико-административное образование с общей системой управления, государственными границами, денежным обращени­ем, налогами и т.д. Так, в период колониального владычества Вели­кобритании она представляла собой империю, в которой англича­не, австралийцы, индийцы, пакистанцы и прочие народы, жившие в государстве, закрашенном на карте мира одним и тем же цветом, никогда не составляли единого в социологическом смысле обще­ства, ибо никогда не обладали духовным единством, сознанием общих жизненных целей и судеб. Политическая интеграция, тем более основанная на насилии, завоевании, сама по себе не способна создать такую устойчивую социальную систему, как общество, о чем свидетельствует судьба всех известных истории империй.

Отметим, наконец, что общество отличается от государства как политического института, включающего в себя различные прави­тельственные органы, армию, полицию, суд и пр., призванного обеспечивать политическую и административную целостность об­щества, координировать различные сферы его жизни. В этом смыс­ле государство представляет собой всего лишь часть общества. Од­нако социальные мыслители долгое время отождествляли часть и целое — общество и созданное им, представляющее его государ­ство. Лишь в Новое время европейские мыслители сумели доста­точно строго отличить государство от так называемого «граждан­ского общества», под которым стали понимать всю совокупность неполитических социальных групп (классов, сословий, цеховых союзов, семей и пр.), интересы которых пытается координировать государство. Соответственно, стало ясно, что Реальное человечес­кое общество с развитой социальной структурой представляет со­бой противоречивое единство государства и «гражданского обще­ства», взаимополагающих существование друг друга.

Оставляя в стороне все исторические тонкости общества, отме­тим, что, по мнению большинства ученых, должным критериям соответствуют так называемые «национально-государственные» объе­динения людей, обладающие автономной общественной жизнью (в ее организационном, хозяйственном, социальном и духовном измерениях — об этом ниже). Речь идет о древнерусском обществе, германском обществе времен Карла Великого, Англии времен вой­ны Алой и Белой розы, французском обществе эпохи Наполеона, современной Японии, Польше, США и т.п.

Свидетельством в пользу такого вывода может послужить хотя бы следующее «филологическое» соображение. Нетрудно понять, что обретение социальной группой самодостаточности, присущей об­ществу, означает одновременно утрату ею той особой частной фун­кции, которая отличала ее от других групп. В самом деле, у любого из нас не вызовет затруднений вопрос, для чего существуют поли­цейские, актеры или футболисты. Однако не каждый человек най­дет, что ответить на уже задававшийся нами вопрос: для чего суще­ствуют французское или польское общество, что они призваны де­лать в качестве реальных самодеятельных групп? Очевидно, что общество не имеет главной и единственной функции, если не счи­тать таковой интегральную задачу выживания и развития, ради которой оно исполняет все функции, необходимые для совместно­го существования людей. Именно поэтому человек может быть про­фессиональным политиком, военным или обувщиком, но он не может быть «профессиональным поляком» или «французом» — эти понятия означают принадлежность не к тому или иному занятию, профессии, но к самодостаточной социальной группе, «совмещаю­щей» все необходимые профессии.

Достаточно ли строг, однако, предложенный нами критерий? Попробуем подвергнуть его исторической проверке и спросим себя: не существуют ли в истории такие социальные группы, которые обладали бы выраженной самодостаточностью и в то же время не могли бы рассматриваться в качестве полноценных обществ?

Возьмем крестьянскую общину в средневековой Европе. Разве она, ведя замкнутое натуральное хозяйство, не создавала все необходимое для жизни — не только своей, — не совпадая при этом с многослой­ным феодальным обществом? Ответ на этот вопрос может быть только отрицательным. Самодостаточность крестьянской общины иллюзор­на, поскольку общественная жизнь не сводится к хозяйственной деятельности, так называемому материальному производству. Могли ли крестьяне в поте лица своего трудиться на полях и фермах, если бы не имели маломальской гарантии того, что созданное ими не будет отобрано случайным отрядом разбойников? Спрашивается, кто осуществлял функцию воинской защиты населения? Куда устремля­лись крестьяне в случае нападения «внешнего врага»? Кто осуществ­лял необходимую функцию правовой регуляции, «вершил суд» и обеспечивал правопорядок в обществе? Кто «отвечал» за отправление религиозных потребностей людей? И т.д. и т.п. Глубоко ошибаются те, кто, утверждая самодостаточность крестьянства, рассматривает все прочие сословия — и, прежде всего, феодальное дворянство — в качестве закоренелых паразитов, единственным занятием которых являлся грабеж и эксплуатация крестьянства. На самом деле система общественного разделения труда, сложившаяся в средневековье, предполагала «взаимную полезность» самых различных сословий, по­стоянные конфликты которых не мешали им вместе — и только вместе! — составлять самодостаточное феодальное общество, просу­ществовавшее весь отведенный ему историей срок.

Столь же ошибочным было бы рассматривать в качестве реаль­ных самодостаточных образований социальные группы вроде извес­тной семьи Лыковых, затерянной в «таежном тупике», о которой писала «Комсомольская правда». На первый взгляд мы имеем дело с человеческим коллективом, осуществляющим совместную деятель­ность на началах полной и абсолютной самодостаточности. В самом деле, в отличие от средневековой общины члены такой семьи обла­дали не только экономической, но и организационной самодоста­точностью, т.е. вполне самостоятельно регулировали отношения в своем коллективе, самостоятельно обеспечивали собственную безо­пасность, не платили никаких налогов государственным инстанци­ям и т.д. и т.п.

Но означает ли этот факт, что мы имеем дело с подлинно само­достаточным образованием, которое заставляет нас уточнить критерии общества? Попытки такого уточнения предпринимались в ис­тории социальной мысли. Некоторые теоретики связывали отличие общества от «частных» социальных групп с особенностями истори­ческого возникновения тех и других. Действительно, и политичес­кие партии, и армия, и производственные коллективы вполне со­знательно создаются, «изобретаются» людьми (хотя это далеко не всегда происходит по капризу человеческой воли: люди так или иначе осознают необходимость или целесообразность такого «изоб­ретения» и осознанно воплощают его в жизнь). В то же время ни Польша, ни Франция, ни Япония не были созданы «по плану», а возникли в процессе вполне стихийного этногенеза. Соответствен­но, такие общества являются уже не просто организациями людей, а исторически возникшими общностями, т.е. обладают особенностя­ми генезиса, явно отсутствующими у семьи Лыковых.

Отметим, что подобное отличие в механизмах возникновения социальных групп действительно имеет место, однако оно не явля­ется ни достаточным, ни необходимым критерием различения об­ществ и «необществ»[22]. Чтобы доказать, что малая семейная группа, затерянная в тайге, не может считаться обществом, нам не нужны подобные дополнительные критерии. Нужно лишь правильно пони­мать феномен самодостаточности, осознавать, что она не ограничи­вается ни сферой хозяйства, ни административной саморегуляцией, но включает в себя ментальную, духовную самодостаточность, явно отсутствующую в рассматриваемом нами случае. В самом деле, счи­тать семейство Лыковых самостоятельным обществом мы сможем лишь в том случае, если докажем, что духовность этих людей, привычные им стереотипы мышления и чувствования заставляют нас считать их не русскими старообрядцами, оказавшимися в условиях искусствен­ной изоляции, а представителями нового, самостоятельного этноса.

В этом плане далеко не каждая группа людей, ведущая автоном­ную практическую жизнь, является обществом, но представляет собой зачастую не более чем «колонию», созданную в тех или иных целях. Спрашивается: при каких условиях жители испанских воин­ских поселений в Латинской Америке, практически независимые от метрополии, перестают быть испанцами и становятся колумбий­цами, чилийцами или аргентинцами? Ответ однозначен: лишь тог­да, когда экономическая и административно-политическая самодо­статочность группы дополняется реальной культурной автономией, которая выражается в устойчивых, передаваемых из поколения в поколение особенностях мышления и чувствования, закрепляемых в языке, искусстве, стандартах поведения и т.д. и т.п.

Считая основным признаком общества его функциональную са­модостаточность, мы не можем не поставить еще один вопрос. Между современными странами и народами существует высокая степень вза­имной зависимости. На наших глазах сложилась система международ­ного разделения труда, которая ставит экономическую конъюнктуру Франции в зависимость от политики американского президента, ус­пешную работу японских предприятий — от стабильной добычи не­фти на Ближнем Востоке и т.д. и т.п. Не означает ли это, что совре­менные страны уже нельзя считать обществами, что ими являются лишь отдельные нецивилизованные племена, живущие в условиях экономической автаркии, политической и культурной самоизоля­ции (или наднациональные цивилизации, как в этом убежден, к примеру, известный английский историк и философ А. Тойнби)[23]?

Ответ на этот вопрос не может быть однозначным. Очевидно, что современное человечество вступило в процесс формирования единой планетарной цивилизации, в которой отдельные страны и народы действительно потеряют статус автономных самодостаточ­ных единиц (с наибольшей интенсивностью в этом направлении движутся страны Общего рынка, близкие к созданию «Соединен­ных Штатов Европы»). И вместе с тем современное человечество находится лишь в начале этого процесса, в той его фазе, когда понятия «национальная экономика», «национальная политика» еще не стали фиктивными, а отдельные страны все еще являются обще­ствами, не потерявшими принципиальную способность выживать в режиме автономного существования (т.е. сохраняющими потенци­альную самодостаточность).

Перейдем теперь к изучению конкретных законов организации общества. Такое изучение начинается со структурного анализа об­щества, установления всей совокупности образующих его частей.

[1] Франк С.Л. Духовные основы общества. С. 37

Источник

§ 5. ОБЩЕСТВО КАК САМОДОСТАТОЧНАЯ СОЦИАЛЬНАЯ ГРУППА

социальных существ, способных к общественной по своему характеру деятельности, не может быть обеспечено усилиями самого футбольного клуба, который немедленно исчезнет с лица земли, если окажется предоставленным сам себе.

Теперь представим себе, что наши футболисты или актеры очутились на необитаемом острове, где оказались предоставлены сами себе. Они смогут выжить лишь в том случае, если уподобятся полноценному человеческому обществу, т.е. окажутся способны собственной деятельностью создавать и воссоздавать все необходимые условия совместного существования. Короче говоря, производить все потребное для коллективной жизни.

Какие же именно коллективы, существующие в человеческой цивилизации, подходят под определение реальных самодостаточных групп, могут рассматриваться как организационная форма производства и воспроизводства общественной жизни?

Реальная общественная жизнь людей на Земле осуществлялась и до сих пор осуществляется как жизнедеятельность отдельных социальных групп, разделенных пространством и временем, языком и культурой, национальными границами, экономическими и политическими различиями в образе жизни, историческим прошлым и перспективами на будущее.

К примеру, эскимосы Аляски, аборигены Австралии или жители Японских островов долгое время были предоставлены сами себе, не вступали в контакты ни между собой, ни с остальным миром.

циальные группы были представлены этносами, т.е. группами людей, связанных общностью исторического происхождения, закрепленного в единстве языка и культуры. Такие этнические группы, как египтяне, евреи, китайцы и пр., представляли собой исторически исходную форму существования обществ (которые, начиная с родоплеменных союзов, имели, как правило, моноэтнический характер, существовали под единой «национальной крышей», так что русский, живший за пределами России, был большой редкостью).

С другой стороны, реальные общества теряют свою «моноэтническую» окраску (так, в современной Франции живут, к примеру, алжирцы, вполне приверженные своим национальным ценностям и при этом осознающие себя полноправными французскими гражданами).

С другой стороны, понятие общества далеко не всегда совпадает с понятиями «страна» или «государство», если понимать их как единое политико-административное образование с общей системой управления, государственными границами, денежным обращением, налогами и т.д. Так, в период колониального владычества Великобритании она представляла собой империю, в которой англичане, австралийцы, индийцы, пакистанцы и прочие народы, жившие в государстве, закрашенном на карте мира одним и тем же цветом, никогда не составляли единого в социологическом смысле общества, ибо никогда не обладали духовным единством, сознанием

общих жизненных целей и судеб. Политическая интеграция, тем более основанная на насилии, завоевании, сама по себе не способна создать такую устойчивую социальную систему, как общество, о чем свидетельствует судьба всех известных истории империй.

понятия означают принадлежность не к тому или иному занятию, профессии, но к самодостаточной социальной группе, «совмещающей» все необходимые профессии.

• Достаточно ли строг, однако, предложенный нами критерий? Попробуем подвергнуть его исторической проверке и спросим себя: не существуют ли в истории такие социальные группы, которые обладали бы выраженной самодостаточностью и в то же время не могли бы рассматриваться в качестве полноценных обществ?

Возьмем крестьянскую общину в средневековой Европе.

Столь же ошибочным было бы рассматривать в качестве реальных самодостаточных образований социальные группы вроде известной семьи Лыковых, затерянной в «таежном тупике», о которой писала «Комсомольская правда». На первый взгляд мы имеем дело с человеческим коллективом, осуществляющим совместную деятельность на началах полной и абсолютной самодостаточности. В самом деле, в отличие от средневековой общины члены такой семьи обладали не только экономической, но и организационной самодостаточностью, т.е. вполне самостоятельно регулировали отношения в своем коллективе, самостоятельно обеспечивали собственную безопасность, не платили никаких налогов государственным инстанциям и т.д.

Но означает ли этот факт, что мы имеем дело с подлинно самодостаточным образованием, которое заставляет нас уточнить крите-

рии общества? Попытки такого уточнения предпринимались в истории социальной мысли. Некоторые теоретики связывали отличие общества от «частных» социальных групп с особенностями исторического возникновения тех и других. Действительно, и политические партии, и армия, и производственные коллективы вполне сознательно создаются, «изобретаются» людьми (хотя это далеко не всегда происходит по капризу человеческой воли: люди так или иначе осознают необходимость или целесообразность такого «изобретения» и осознанно воплощают его в жизнь). В то же время ни Польша, ни Франция, ни Япония не были созданы «по плану», а возникли в процессе вполне стихийного этногенеза. Соответственно, такие общества являются уже не просто организациями людей, а исторически возникшими общностями, т.е. обладают особенностями генезиса, явно отсутствующими у семьи Лыковых.

Отметим, что подобное отличие в механизмах возникновения социальных групп действительно имеет место, однако оно не является ни достаточным, ни необходимым критерием различения обществ и «необществ» [22]. Чтобы доказать, что малая семейная группа, затерянная в тайге, не может считаться обществом, нам не нужны подобные дополнительные критерии. Нужно лишь правильно понимать феномен самодостаточности, осознавать, что она не ограничивается ни сферой хозяйства, ни административной саморегуляцией, но включает в себя ментальную, духовную самодостаточность, явно отсутствующую в рассматриваемом нами случае. В самом деле, считать семейство Лыковых самостоятельным обществом мы сможем лишь в том случае, если докажем, что духовность этих людей, привычные им стереотипы мышления и чувствования заставляют нас считать их не русскими старообрядцами, оказавшимися в условиях искусственной изоляции, а представителями нового, самостоятельного этноса.

В этом плане далеко не каждая группа людей, ведущая автономную практическую жизнь, является обществом, но представляет собой зачастую не более чем «колонию», созданную в тех или иных целях. Спрашивается: при каких условиях жители испанских воинских поселений в Латинской Америке, практически независимые от метрополии, перестают быть испанцами и становятся колумбийцами, чилийцами или аргентинцами? Ответ однозначен: лишь тогда, когда экономическая и административно-политическая самодостаточность группы дополняется реальной культурной автономией, которая выражается в устойчивых, передаваемых из поколения в поколение особенностях мышления и чувствования, закрепляемых в языке, искусстве, стандартах поведения и т.д. и т.п.

Считая основным признаком общества его функциональную самодостаточность, мы не можем не поставить еще один вопрос. Между современными странами и народами существует высокая степень взаимной зависимости. На наших глазах сложилась система международного разделения труда, которая ставит экономическую конъюнктуру

Ответ на этот вопрос не может быть однозначным. Очевидно, что современное человечество вступило в процесс формирования единой планетарной цивилизации, в которой отдельные страны и народы действительно потеряют статус автономных самодостаточных единиц (с наибольшей интенсивностью в этом направлении движутся страны Общего рынка, близкие к созданию «Соединенных Штатов Европы»). И вместе с тем современное человечество находится лишь в начале этого процесса, в той его фазе, когда понятия «национальная экономика», «национальная политика» еще не стали фиктивными, а отдельные страны все еще являются обществами, не потерявшими принципиальную способность выживать в режиме автономного существования (т.е. сохраняющими потенциальную самодостаточность).

Перейдем теперь к изучению конкретных законов организации общества. Такое изучение начинается со структурного анализа общества, установления всей совокупности образующих его частей.

1 Франк С.Л. Духовные основы общества. С. 37.

6 Поппер К. Открытое общество и его враги. Ч. 2. М., 1992. С. 109.

9 Дюркгейм Э. Метод социологии. С. 398.

12 Логику номиналистического подхода к обществу можно проиллюстрировать следующим примером: представим себе некоторую вещь, выброшенную хозяином за ненужностью. Допустим, что вскоре в том же месте окажется еще одна вещь, потом еще одна и т.д. Вскоре всю совокупность выброшенных вещей можно будет называть «свалкой», т.е. возникнет новая номинация. Однако стоит ли за ней новая онтологическая реальность? Существует ли серьезное качественное различие между свойствами десяти выброшенных бутылок, называемых свалкой, и свойствами двух выброшенных бутылок, еще не получивших (в соответствии с известным парадоксом «куча») этого названия? Или логичнее признать, что мы имеем дело с новой терминологией и только, поскольку досистемные формы интеграции не создают новой реальности, отличной от образующих ее компонентов? Именно такой (ошибочный!) взгляд на общество как несистемное образование присущ социологическому номинализму.

13 Цит. по: Бхаскар Р. Общества // Социологос. М., 1991. С. 221.

14 Поппер К. Указ. соч. Ч. 2. С. 111.

15 Хоманс Дж. Возвращение к человеку // Американская социологическая мысль. М., 1994. С. 48.

16 Бердяев Н.А. Философия неравенства // Русское зарубежье. Л., 1991. С. 79.

17 Франк С.Л. Указ. соч. С. 39-40.

18 Конечно, тут можно иронизировать, утверждая, к примеру, что казнь преступника осуществляется. в интересах самого преступника, имеющего как и все прочие граждане потребность в личной безопасности, которую обеспечивают органы правосудия и правопорядка. В действительности подобная коллизия не опровергает наши рассуждения о принудительном характере интереса, заставляя нас различать нормы общественной жизни и явления социальной деструкции, вроде преступности, представляющей собой социальную патологию (об этом ниже).

Конечно, в некоторых случаях увлечение Маркса гегелевской логикой заставляет заподозрить его в признании различных надындивидуальных субъектов вро- де «капитала, который как одушевленное чудовище объективирует научную мысль и фактически является объединяющим началом» (Маркс К. Экономические рукописи 1857-1859 гг. // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 46, Ч. I. С. 460). Ясно, однако, что подход Маркса к обществу как организационной форме, которая «выражает сумму тех связей и отношений, в которых. индивиды находятся друг к другу» (там же. С. 214), освобождает его от обвинений в некритическом «универсализме».

20 Франк С.Л. Указ. соч. С. 41.

23 Нужно сказать, что взгляды Тойнби могут считаться вполне обоснованными до тех пор, пока речь идет об анализе английской истории, если понимать под историей жизнь биографически конкретных людей в реальном пространстве и времени. Действительно, историю Англии во всем богатстве ее событий невозможно понять, не рассматривая ее в контексте европейской истории, не учитывая, к примеру, фактор нормандского завоевания или противостояния с наполеоновской Францией.

Важно понимать, однако, что, рассуждая о самодостаточности обществ, философы и социологи исходят из иных, нежели историки, посылок. Общественная жизнь рассматривается не как совокупность конкретных событий, но как функционирование и развитие безличных, устойчивых, воспроизводимых структур человеческого поведения, лежащих за этими событиями и не сводимых к ним.

Источник