Чем кормил собакевич чичикова

Обед Собакевича в поэме Мертвые души. Какую еду любит помещик, и что никогда есть не будет

В русской литературе есть ряд писателей, которые умеют вкусно и аппетитно описывать еду и застолья.

Одним из первых в таком списке стоит Н.В. Гоголь. Практически во всех произведениях этого писателя есть описание еды как украинской кухни, так и русской.

Чаще всего из всей поэмы запоминается обед П. Чичикова у Собакевича.

Кадр из фильма «Мертвые души»

Так и представляешь большой стол, на котором расставлены различные блюда, поданные к обеду. И все это вкусно и аппетитно. Так хочется оказаться за столом с Собакевичем, его женой, Чичиковым и еще какой – то дамой.

Кажется, можно ощутить запах тех щей, которые подали на первое Чичикову и Собакевичу. Даже гостю в те времена на первое в обед обязательно подавали суп. Наваристые вкусные супы характерны, пожалуй, только для русской кухни.

Причем, Н. В. Гоголь пишет, что няню подают всегда к щам. Вот так было заведено у помещиков в те времена.

Няня известна еще со времен Древней Руси. Блюдо было ритуальным у славянских племен. Готовится няня в глиняной посуде – корчаге, несколько часов.

Сколько же мог съесть Собакевич!

последовали ватрушки, из которых каждая была гораздо больше тарелки, индюк ростом в теленка, набитый всяким добром: яйцами, рисом, печенками и невесть чем… Н. В Гоголь «Мертвые души»

Десертом стало варенье – редька, сваренная в меду. Часто такое сочетание редьки и меда используют при простудах в современной медицине. А истоки этого народного рецепта надо искать в древнерусской кухне.

Как видим, стол у Собакевича накрыт истинно русскими блюдами. В этом отношении его смело можно назвать патриотом.

Французские деликатесы, которые стали появляться на столах русского дворянства того времени, не понравились Собакевичу.

Для него неприемлемо есть лягушек хоть с сахаром, хоть без сахара. Не будет он есть и устриц. А еще модное блюдо фрикасе тоже не впечатляет Собакевича. Хотя готовили его из кусочков мяса кур, рыбы, кролика и даже из ненавистных устриц и лягушек. Кусочки мяса обжаривали, добавляли овощи. Изюминкой был белый плотный соус.

Рецепты всех этих блюд обеда Собакевича и Чичикова есть в доступе в интернете. И каждый может повторить этот пир из поэмы «Мертвые души».

Н.В. Гоголь – мастер в описаниях вкусных блюд русской кухни.

Спасибо за внимание. До следующей встречи.

Источник

Обед у Собакевича в поэме «Мертвые души» (текст эпизода, отрывок, фрагмент)

За обедом хлебосольный Собакевич угощает Чичикова щами, фаршированным бараньим желудком, бараньим боком, огромными ватрушками, гусем и вареньем из редьки.

Ниже представлен текст эпизода «Обед у Собакевича» из поэмы «Мертвые души» (отрывок из главы V).

Обед у Собакевича в поэме «Мертвые души» (текст эпизода, отрывок, фрагмент)

«. – Что ж, душенька, пойдем обедать, – сказала Собакевичу его супруга.

Засим, подошедши к столу, где была закуска, гость и хозяин выпили как следует по рюмке водки, закусили, как закусывает вся пространная Россия по городам и деревням, то есть всякими соленостями и иными возбуждающими благодатями, и потекли все в столовую; впереди их, как плавный гусь, понеслась хозяйка. Небольшой стол был накрыт на четыре прибора. На четвертое место явилась очень скоро, трудно сказать утвердительно, кто такая, дама или девица, родственница, домоводка или просто проживающая в доме: что-то без чепца, около тридцати лет, в пестром платке. Есть лица, которые существуют на свете не как предмет, а как посторонние крапинки или пятнышки на предмете. Сидят они на том же месте, одинаково держат голову, их почти готов принять за мебель и думаешь, что отроду еще не выходило слово из таких уст; а где-нибудь в девичьей или в кладовой окажется просто: ого-го!

– Щи, моя душа, сегодня очень хороши! – сказал Собакевич, хлебнувши щей и отваливши себе с блюда огромный кусок няни, известного блюда, которое подается к щам и состоит из бараньего желудка, начиненного гречневой кашей, мозгом и ножками. – Эдакой няни, – продолжал он, обратившись к Чичикову, – вы не будете есть в городе, там вам черт знает что подадут!

– У губернатора, однако ж, недурен стол, – сказал Чичиков.

– Да знаете ли, из чего это все готовится? вы есть не станете, когда узнаете.

– Не знаю, как приготовляется, об этом я не могу судить, но свиные котлеты и разварная рыба были превосходны.

– Это вам так показалось. Ведь я знаю, что они на рынке покупают. Купит вон тот каналья повар, что выучился у француза, кота, обдерет его, да и подает на стол вместо зайца.

– Фу! какую ты неприятность говоришь, – сказала супруга Собакевича.

– А что ж, душенька, так у них делается, я не виноват, так у них у всех делается. Все что ни есть ненужного, что Акулька у нас бросает, с позволения сказать, в помойную лохань, они его в суп! да в суп! туда его!

– Ты за столом всегда эдакое расскажешь! – возразила опять супруга Собакевича.

– Что ж, душа моя, – сказал Собакевич, – если б я сам это делал, но я тебе прямо в глаза скажу, что я гадостей не стану есть. Мне лягушку хоть сахаром облепи, не возьму ее в рот, и устрицы тоже не возьму: я знаю, на что устрица похожа. Возьмите барана, – продолжал он, обращаясь к Чичикову, – это бараний бок с кашей! Это не те фрикасе, что делаются на барских кухнях из баранины, какая суток по четыре на рынке валяется! Это все выдумали доктора немцы да французы, я бы их перевешал за это! Выдумали диету, лечить голодом! Что у них немецкая жидкостная натура, так они воображают, что и с русским желудком сладят! Нет, это всё не то, это всё выдумки, это всё… – Здесь Собакевич даже сердито покачал головою. – Толкуют: просвещенье, просвещенье, а это просвещенье – фук! Сказал бы и другое слово, да вот только что за столом неприлично. У меня не так. У меня когда свинина – всю свинью давай на стол, баранина – всего барана тащи, гусь – всего гуся! Лучше я съем двух блюд, да съем в меру, как душа требует. – Собакевич подтвердил это делом: он опрокинул половину бараньего бока к себе на тарелку, съел все, обгрыз, обсосал до последней косточки.

«Да, – подумал Чичиков, – у этого губа не дура».

– У меня не так, – говорил Собакевич, вытирая салфеткою руки, – у меня не так, как у какого-нибудь Плюшкина: восемьсот душ имеет, а живет и обедает хуже моего пастуха!

– Кто такой этот Плюшкин? – спросил Чичиков.

– Мошенник, – отвечал Собакевич. – Такой скряга, какого вообразить трудно. В тюрьме колодники лучше живут, чем он: всех людей переморил голодом.

– Вправду! – подхватил с участием Чичиков. – И вы говорите, что у него, точно, люди умирают в большом количестве?

– Неужели как мухи! А позвольте спросить, как далеко живет он от вас?

– В пяти верстах! – воскликнул Чичиков и даже почувствовал небольшое сердечное биение. – Но если выехать из ваших ворот, это будет направо или налево?

– Я вам даже не советую дороги знать к этой собаке! – сказал Собакевич. – Извинительней сходить в какое-нибудь непристойное место, чем к нему.

– Нет, я спросил не для каких-либо, а потому только, что интересуюсь познанием всякого рода мест, – отвечал на это Чичиков.

За бараньим боком последовали ватрушки, из которых каждая была гораздо больше тарелки, потом индюк ростом в теленка, набитый всяким добром: яйцами, рисом, печенками и невесть чем, что все ложилось комом в желудке. Этим обед и кончился; но когда встали из-за стола, Чичиков почувствовал в себе тяжести на целый пуд больше. Пошли в гостиную, где уже очутилось на блюдечке варенье – ни груша, ни слива, ни иная ягода, до которого, впрочем, не дотронулись ни гость, ни хозяин. Хозяйка вышла, с тем чтобы накласть его и на другие блюдечки. Воспользовавшись ее отсутствием, Чичиков обратился к Собакевичу, который, лежа в креслах, только покряхтывал после такого сытного обеда и издавал ртом какие-то невнятные звуки, крестясь и закрывая поминутно его рукою. Чичиков обратился к нему с такими словами:

– Я хотел было поговорить с вами об одном дельце.

– Вот еще варенье, – сказала хозяйка, возвращаясь с блюдечком, – редька, варенная в меду!

– А вот мы его после! – сказал Собакевич. – Ты ступай теперь в свою комнату, мы с Павлом Ивановичем скинем фраки, маленько приотдохнем!

Хозяйка уже изъявила было готовность послать за пуховиками и подушками, но хозяин сказал: «Ничего, мы отдохнем в креслах», – и хозяйка ушла. «

Это был текст эпизода «Обед у Собакевича» из поэмы «Мертвые души» Гоголя (фрагмент, отрывок).

Источник

Н.В. Гоголь. Мертвые души (обед у Собакевича)

Н.В. Гоголь

Мертвые души

— Что ж, душенька, пойдем обедать, — сказала Собакевичу его супруга.

— Прошу! — сказал Собакевич.

Засим, подошедши к столу, где была закуска, гость и хозяин выпили как следует по рюмке водки, закусили, как закусывает вся пространная Россия по городам и деревням, то есть всякими соленостями и иными возбуждающими благодатями, и потекли все в столовую; впереди их, как плавный гусь, понеслась хозяйка. Небольшой стол был накрыт на четыре прибора. На четвертое место явилась очень скоро, трудно сказать утвердительно, кто такая, дама или девица, родственница, домоводка или просто проживающая в доме: что-то без чепца, около тридцати лет, в пестром платке. Есть лица, которые существуют на свете не как предмет, а как посторонние крапинки или пятнышки на предмете. Сидят они на том же месте, одинаково держат голову, их почти готов принять за мебель и думаешь, что отроду еще не выходило слово из таких уст; а где-нибудь в девичьей или в кладовой окажется просто: ого-го!

— Щи, моя душа, сегодня очень хороши! — сказал Собакевич, хлебнувши щей и отваливши себе с блюда огромный кусок няни, известного блюда, которое подается к щам и состоит из бараньего желудка, начиненного гречневой кашей, мозгом и ножками. — Эдакой няни, — продолжал он, обратившись к Чичикову, — вы не будете есть в городе, там вам черт знает что подадут!

— У губернатора, однако ж, недурен стол, — сказал Чичиков.

— Да знаете ли, из чего это все готовится? вы есть не станете, когда узнаете.

— Не знаю, как приготовляется, об этом я не могу судить, но свиные котлеты и разварная рыба были превосходны.

— Это вам так показалось. Ведь я знаю, что они на рынке покупают. Купит вон тот каналья повар, что выучился у француза, кота, обдерет его, да и подает на стол вместо зайца.

— Фу! какую ты неприятность говоришь, — сказала супруга Собакевича.

— А что ж, душенька, так у них делается, я не виноват, так у них у всех делается. Все что ни есть ненужного, что Акулька у нас бросает, с позволения сказать, в помойную лохань, они его в суп! да в суп! туда его!

— Ты за столом всегда эдакое расскажешь! — возразила опять супруга Собакевича.

— Что ж, душа моя, — сказал Собакевич, — если б я сам это делал, но я тебе прямо в глаза скажу, что я гадостей не стану есть. Мне лягушку хоть сахаром облепи, не возьму ее в рот, и устрицы тоже не возьму: я знаю, на что устрица похожа. Возьмите барана, — продолжал он, обращаясь к Чичикову, — это бараний бок с кашей! Это не те фрикасе, что делаются на барских кухнях из баранины, какая суток по четыре на рынке валяется! Это все выдумали доктора немцы да французы, я бы их перевешал за это! Выдумали диету, лечить голодом! Что у них немецкая жидкостная натура, так они воображают, что и с русским желудком сладят! Нет, это все не то, это всё выдумки, это всё… — Здесь Собакевич даже сердито покачал головою. — Толкуют: просвещенье, просвещенье, а это просвещенье — фук! Сказал бы и другое слово, да вот только что за столом неприлично. У меня не так. У меня когда свинина — всю свинью давай на стол, баранина — всего барана тащи, гусь — всего гуся! Лучше я съем двух блюд, да съем в меру, как душа требует. — Собакевич подтвердил это делом: он опрокинул половину бараньего бока к себе на тарелку, съел все, обгрыз, обсосал до последней косточки.

«Да, — подумал Чичиков, — у этого губа не дура».

— У меня не так, — говорил Собакевич, вытирая салфеткою руки, — у меня не так, как у какого-нибудь Плюшкина: восемьсот душ имеет, а живет и обедает хуже моего пастуха!

— Кто такой этот Плюшкин? — спросил Чичиков.

— Мошенник, — отвечал Собакевич. — Такой скряга, какого вообразить трудно. В тюрьме колодники лучше живут, чем он: всех людей переморил голодом.

— Вправду! — подхватил с участием Чичиков. — И вы говорите, что у него, точно, люди умирают в большом количестве?

— Неужели как мухи! А позвольте спросить, как далеко живет он от вас?

— В пяти верстах! — воскликнул Чичиков и даже почувствовал небольшое сердечное биение. — Но если выехать из ваших ворот, это будет направо или налево?

— Я вам даже не советую дороги знать к этой собаке! — сказал Собакевич. — Извинительней сходить в какое-нибудь непристойное место, чем к нему.

— Нет, я спросил не для каких-либо, а потому только, что интересуюсь познанием всякого рода мест, — отвечал на это Чичиков.

За бараньим боком последовали ватрушки, из которых каждая была гораздо больше тарелки, потом индюк ростом в теленка, набитый всяким добром: яйцами, рисом, печенками и невесть чем, что все ложилось комом в желудке. Этим обед и кончился; но когда встали из-за стола, Чичиков почувствовал в себе тяжести на целый пуд больше. Пошли в гостиную, где уже очутилось на блюдечке варенье — ни груша, ни слива, ни иная ягода, до которого, впрочем, не дотронулись ни гость, ни хозяин. Хозяйка вышла, с тем чтобы накласть его и на другие блюдечки. Воспользовавшись ее отсутствием, Чичиков обратился к Собакевичу, который, лежа в креслах, только покряхтывал после такого сытного обеда и издавал ртом какие-то невнятные звуки, крестясь и закрывая поминутно его рукою. Чичиков обратился к нему с такими словами:

— Я хотел было поговорить с вами об одном дельце.

— Вот еще варенье, — сказала хозяйка, возвращаясь с блюдечком, — редька, варенная в меду!

— А вот мы его после! — сказал Собакевич. — Ты ступай теперь в свою комнату, мы с Павлом Ивановичем скинем фраки, маленько приотдохнем!

Источник

Коробочка и Собакевич: дуэль на сковородках

Одна из функций еды в поэме — символическая. Персонажи поминают мёртвых, независимо от того, что имеется в виду (название поэмы Гоголя многозначительно).

Что на Руси едят на поминки? Обычно это жареное мясо, лапша, блины…

Коробочка

Блины? Именно их с растопленным сливочным маслом подают Чичикову у Коробочки. Она же пытается всучить ему мёд, который тоже используется на поминках, — с ним едят упомянутые уже блины, им заправляют кутью, и его же добавляют в пиво или брагу, подаваемые к столу. Случайность? Это при гоголевском-то отношении к деталям?

Роль Коробочки в поэме ключевая. Скорбно это признавать, что Николай Васильевич женщин не любил чуть меньше, чем евреев, которых он не любил вообще. В его малороссийском цикле идёт постоянная борьба мужского (героического) и женского (мещанского) начал. Победа второго означает вырождение. Проявление этого в кулинарии — появление на столе разных «вкусностей». В «Мёртвых душах» эта борьба продолжается.

Именно потому на столе у Коробочки не только блины — там целая куча «женских» блюд, явно близкородственных маковникам и пундикам из «Тараса Бульбы»: «на столе стояли уже грибки, пирожки, скородумки, шанишки, пряглы, (…) лепёшки со всякими припёками: припёкой с лучком, припёкой с маком, припёкой с творогом, припёкой со сняточками, и невесть чего не было», и ко всему — пресный пирог с яйцом.

Что до остального, то давайте разберёмся поглубже.

По поводу скородумки общего мнения нет. Даль, например, полагает, что это «яичница выпускная или глазунья, приготовленная на скорую руку». Однако более распространено представление о скородумках как о «быстрых» блинах, которые готовятся на кислом молоке или кефире. Собственно же блины, очевидно, делаются на дрожжевом тесте и потому готовятся сравнительно долго.

Шанишки (у поморов — шаньги) — подобие несладких ватрушек из дрожжевого теста. У них загнутые края, а сверху укладывается (точнее — намазывается) начинка. Начинка-смазка может быть самая разнообразная: творожная, сметанная, из гречки с яйцом, картофельная. Сладкие шаньги бывают, кажется, только с морошкой.

Пряглы (пряженцы) — жареные в масле дрожжевые оладьи. Нередко делаются с начинкой из мяса, овощей, грибов, творога, фруктов или ягод или с припёками. Кстати, пряглы (равно как и скородумки) считаются блюдом украинской кухни.

Припёк — это начинка, которая добавляется в блины, оладьи или лепёшки во время приготовления. Обычно блины с припёком готовятся в четыре приёма: на сковороду выливается порция теста, когда она чуть поджарится, на неё выкладывают припёк и заливают ещё одним слоем теста, а потом переворачивают. Тут, очевидно, нужна определённая сноровка, потому что верхний слой теста и сам припёк могут стечь и оказаться сбоку.

Наиболее популярные припёки: творожный (сладкая творожная масса с орехами или солёный творог с чесноком и зеленью); грибной (жаренные с луком грибы); селёдочный (кусочки малосольной сельди с мелко рубленным луком); мясной (готовые фарши, варёное, копчёное, вяленое мясо); гречневый (рассыпчатая гречневая каша с грибами и луком или с мясом).

Сняточки (снеточки, снетки) — это мелкая рыба — озёрная корюшка.

Пирог с яйцом делается из двух коржей, между которыми укладывается начинка из крошеных варёных яиц с зеленью.

Впрочем, Коробочка не только развращает Чичикова пирогами и блинами (его не очень-то и развратишь — барин знает толк в чревоугодии, а автор завидует его аппетиту). Она здесь ведьма, Баба-яга. Аллюзий тут сколько угодно. Чичиков и попадет к ней случайно, и с трудом находит общий язык, и спать его укладывают в решительно взбитую постель, как в печку, да и сам сон, по древним понятиям, маленькая смерть… В конце концов, именно Коробочка срывает хитрый план Чичикова, явившись в город и начав выяснять, почём нынче мёртвые души. Что послал бог застенчивому воришке и Остапу Бендеру из «Двенадцати стульев»

Собакевич

Совсем иное дело — Собакевич. Отношение к нему писателя совсем другое.

Взять хотя бы его кулинарные предпочтения: «у меня, когда свинина — всю свинью давай на стол, баранина — всего барана тащи, гусь — всего гуся!» Узнаёте? Ну как же — «тащи нам всего барана, козу давай». Это уже другой персонаж того же автора — Тарас Бульба.

Еда у него в доме простая, но питательная.

Для начала гостя угощают водкой, закусываемой соленьями.

Потом Чичикову предлагают щи с няней, которую сам же автор разъясняет как «известное блюдо, которое подаётся к щам и состоит из бараньего желудка, начинённого гречневой кашей, мозгом и ножками».

Щи — блюдо древнее (считается, что их начали варить примерно с IX века, когда научились выращивать капусту) и довольно простое в приготовлении — практически все продукты закладываются в суп сырыми (за исключением квашеной капусты, которая, во-первых, квашеная, а во-вторых перед закладкой может отдельно тушиться). Капусту при отсутствии могут заменять щавель или крапива.

Гоголь в подробности того, что за щи подавали у Собакевича, не углубляется, но из того, что тот ругает французских поваров, можно сделать вывод, что это щи по старинному рецепту — без картошки, но с добавлением мучной заправки для густоты. Из того же, что подаются они с няней, можно предположить, что это щи из кислой капусты.

Кроме того, на столе появляются жареный баран, «ватрушки, из которых каждая была гораздо больше тарелки, потом индюк ростом в теленка, набитый всяким добром: яйцами, рисом, печёнками и невесть чем».

Ну и на десерт — варенье — редька в меду.

Собакевич для Гоголя — вроде бы объект насмешки, в то время как Бульба — объект восхищения. Собакевич, конечно, вряд ли родич казаков (хотя кто знает, чем занимались его предки в начале XVII века, тем более что фамилия намекает на возможность украинско-белорусско-польского происхождения её носителя), но мощью фигуры явно к ним приближается.

А вспомните и другое. Поместье у Собакевича самое благоустроенное. Мужики самые зажиточные. Свои «мёртвые души» он поштучно продаёт, расписывая достоинства каждого покойника, — явно всех своих мужиков поимённо знает, со всеми достоинствами и недостатками. И в конце книги он приличнее всех себя ведёт — партнёра по странному бизнесу не предаёт, а «честно» свидетельствует, что, мол, да — продал, но живых. А что там с ними дальше сделалось, ему неведомо.

Хороший человек. И кормят у него хорошо.

Источник

Чем Собакевич угощал Чичикова?

И вот настала очередь посетить поместье Собакевича. Чичикова на всем его пути в основном угощали очень хорошо. Собакевич в данном случае тоже не ударил в грязь лицом. Собакевич принял Чичикова очень хорошо и со вкусными угощениями.

Вот чем Собакевич угощал господина Чичикова: водка, Щи, бараньи желудки (хороший повар из такого сделает шедевр), бараний бок (что скорее говорит о ребрышках или просто мясе), ватрушками, гусей и вареньем из редьки, что правда в наше время мало кому известно.

Собакевич – один из помещиков, изображённых в гоголевских «Мёртвых душах».

Он могуч и силён, подобно богатырям былинным, его здоровью тоже можно позавидовать: живёт пятый десяток, а ни разу не был болен.

Познакомился с ним Чичиков на домашней вечеринке у губернатора (Глава первая) и уже там убедился в том, что его новый знакомый, успевший наступить ему на ногу, отличается крайней неуклюжестью.

Более подробно внешний облик помещика описан в Главе пятой, рассказывающей о посещении Чичиковым Собакевича. Помещика при этом мы видим глазами Павла Ивановича, которому тот кажется похожим на медведя:

Завершается это сходство тем, что и зовут Собакевича Михаилом Семёновичем.

Речь Собакевича так же груба, как и его внешность. Произносит он чаще всего короткие фразы, очень чёткие, лишённые каких-либо «красивостей». При этом использует для характеристики своих знакомых, гостеприимством которых не гнушается, довольно грубые слова:

Примечательно, что Михаил Семёнович – единственный из помещиков употребляет слово «собака» в качестве ругательства: дважды собакой он называет Плюшкина (Глава пятая, Глава седьмая). Да и о себе этот помещик говорит как о человеке с собачьим нравом, используя данное прилагательное в качестве оценки неодобрительной, хотя и далеко не искренней:

Для довершения сходства этого помещика с собакой, которое выражено его собственным выбором ругательных словечек, включая лексемы «собака», «собачий», и авторским выбором фамилии своего персонажа – Собакевич, Чичиков мысленно тоже называет Михаила Семёновича собакой:

Да и хватка у помещика Собакевича поистине будьдожья, в чём мы убеждаемся чуть позже, читая сцену его торга с Чичиковым.

Вместе с тем речь Собакевича не лишена и некоторой афористичности. Вот несколько ставших крылатыми фраз, которые Гоголь вкладывает в уста этого своего персонажа:

В его речи мы встречаем пословицы (затвердила сорока Якова одно про всякого), фразеологизмы (как мухи мрут), включая и библейские (Гога и Магога).

Рисуя образ Собакевича, автор подчёркивает его неуклюжесть и грубость не только сходством с медведем и собакой, употреблением в речи ругательных слов, но и описанием его усадьбы и её интерьера.

Собакевичу чуждо чувство прекрасного, ему не до эстетизма, главное для него – основательность, прочность, практичность, поэтому дом помещичий был так же неуклюж, как и его хозяин, и явился прямым следствием своеобразного поединка зодчего, пытавшегося создать строение симметричное, отвечающее всем нормам современной архитектуры, и заказчика, которому не нужны были многие окна (их и заколотили), показалась лишней одна из четырёх задуманных колонн (её выкинули). В поединке этом, конечно же, победителем оказался хозяин с его приземлёнными вкусами, поэтому неуклюжее строение было на редкость крепким и основательным – как, впрочем, и двор, окружённый толстенной деревянной решёткой, конюшни, сараи, построенные из толстых брёвен.

Окружающий пейзаж тоже лишён красивостей, на избах мужиков не было никакой резьбы, никаких узоров, зато срублены они были тоже крепко.

И интерьер дома Собакевича поражает читателей своей основательностью: мебель Собакевича была на редкость крепкой и похожей на своего хозяина.

Стены жилища Собакевича увешаны портретами героев с толстыми ляжками и огромными (неслыханными) усами. Среди этих портретов нелепо смотрится изображение худенького Багратиона. Но именно его портрет, как мне кажется, подчёркивает не только абсурдность всего остального, но и зыбкость, недолговечность этого, казалось бы, необыкновенно крепкого мира Собакевича.

Предложение продать мёртвые души Собакевича нисколько не удивляет. Человек хозяйственный, расчётливый, практичный, он отлично понимает, что если Чичиков просит их продать, то это связано с каким-то мошенничеством. Михаил Семёнович не любопытен, но в жизни он руководствуется только соображениями личной выгоды и своего никогда не упустит: продать ревизские души? – пожалуйста, с превеликим удовольствием, платить налоги за них не придётся, но продать надо как можно дороже. Поэтому-то и заламывает помещик цену такую, по которой даже не всякого живого крепостного крестьянина можно продать. Конечно, он понимает: Чичиков не купит души ни за 100, ни за 75 или 50 рублей каждую, ни даже за угол (двадцать пять рублей). Но начальная цена – сто рублей – названа им не случайно: чем эта цифра выше, тем более выгодной для него окажется конечная стоимость души, на которую согласится покупатель. Торговаться Собакевич прекращает только тогда, когда понимает: больше двух с полтиной за душу Чичиков не даст.

Задуманное Чичиковым, но неведомое Собакевичу мошенничество нисколько не смущает этого помещика. Считая всех вокруг людьми нечестными, он констатирует факт, но не осуждает никого за обман, потому что и сам не гнушается мошенничеством, пусть даже таким мелким, как включение в список проданных душ души женской. А как же? Два рубля с полтиной тоже деньги! И можно быть на сто процентов уверенным: если возникнет возможность смошенничать по-крупному, он обязательно смошенничает.

Общение с Собакевичем позволило Чичикову определить очень ёмко самую суть его характера: кулак, то есть стяжатель, человек алчный, никогда не упускающий своего, а также сделать не менее ёмкий вывод:

Собакевич, с одной стороны, выгодно отличается от других помещиков: он не прожектёр и не пустой мечтатель, как Манилов, его невежество не доходит до такой крайности, как невежество Коробочки (у него даже есть собственный взгляд на образование, новомодные диеты), он не игрок и не скандалист, как Ноздрёв, никогда не допустит, чтобы его крестьяне обнищали, подобно крестьянам Плюшкина. Но, с другой стороны, всё это не исходит от положительных внутренних качеств этого помещика – таковых, в общем-то, и нет, а связано с его пониманием выгоды, с его практичностью:

Собакевич так же бездуховен, обездушен, как и другие персонажи гоголевской поэмы – помещики и чиновники.

Источник