Чем кроме бабочек увлекался набоков
Какое хобби было у Владимира Набокова
Жизнь преподносит много интересных идей, и это отразилось на хобби Владимира Набокова, которым он предавался с самозабвением. Ему были интересны многие сферы жизни.
Бабочки
Изучение этих необычайно прелестных созданий приносит отдохновение и чувство прекрасного.
Любовь к путешествиям способствовала укреплению пристрастию Набокова к наблюдениям за бабочками.
Разные страны и континенты населены фауной с различной характеристикой. Это касается и порхающих созданий. Среди них можно встретить как совсем аскетично окрашенных, так и имеющих буйство красок. Живописно и причудливо расписала природа крылья этих чудных созданий. Набоков, как разносторонняя и творческая личность, не мог проигнорировать данную природную красоту.
Коллекция Владимира Набокова достойна похвал любого коллекционера. Проработав несколько лет в музее, писатель передал часть своих трофеев этому заведению. Интересно заметить, что большинство собранных насекомых были из парков Соединенных Штатов, где создавался скандально известный роман «Лолита». Продумывая приключения своих героев, Набоков гулял и искал интересные экземпляры бабочек с сыном и женой.
Шахматы
Еще одно известное хобби Владимира Набокова — шахматы. Это увлечение было отражено его коллегами в печатных изданиях. Журнал «Шахматное обозрение» в 1986 году выпустил отрывки из его произведения. Почти на двух страницах были напечатаны впечатления писателя о древней игре. Он с увлечением рассказывал о том, как интересно составлять шахматные задачки. В этом занятии он видел отблеск литературной деятельности. Как замысловато, порой, переплетаются судьбы героев, так и непредсказуемы бывают перекрестья игровых фигур.
Это увлечение нашло отклик и в писательском труде Владимира Набокова. Произведение «Весной» повествует об отношениях 4 товарищей, один из которых — шахматист.
Впоследствии шахматы не раз были упомянуты в стихах и прозаических творениях.
Как человек духовно развитый и многосторонний, Владимир Набоков старался вести здоровый образ жизни. Увлечения спортом тоже можно отнести к кругу его интересов и даже — хобби. Однако писатель утверждал, что спорт может развивать лишь тело, тогда как ум тренируют языки. Он говорил, что одновременно думает на нескольких из них, при этом в сердце живет лишь русский. Набоков не просто учил язык, он пытался постичь его внутреннюю логику и гармонию.
. Что, кроме ловли бабочек, больше всего увлекало Владимира Набокова?
Писатель Владимир Набоков был чрезвычайно разносторонним человеком.
Его способности писать романы и стихи на двух языках (русском и английском) равнозначные по художественному качеству, удивлялись все его современники.
Кроме литературы у него было много увлечений, которым он уделял много времени и души. И почти каждое из увлечений находило отголосок в его творчестве.
Владимир Набоков увлекался энтомологией (любовь к бабочкам);
Составлением шахматных задач (был знаком со всеми гроссмейстерами-современниками);
Страстно любил путешествия (все места, описанные в романах лично посетил);
В детстве написание стихов называл «сочинительством»;
Основным своим делом жизни всё же, считал литературу (литературоведение);
Всю жизнь занимался переводами литературных произведений;
Если объединить в одно целое литературную работу Владимира Набокова (стихи, статьи, романы, переводы), то можно предположить, что ответом на вопрос будет слово ПИСАТЕЛЬСТВО (12 букв).
Такое слово, ПИСАТЕЛЬСТВО, встречается у самого Владимира Набокова на страницах дневников и заметок.
Он мог его употреблять, так как был одним из родоначальников модернизма в литературе.
Владимир Набоков преподавал русскую и мировую литературу, увлекался шахматами и был достаточно сильным практическим игроком. Более того, он создавал кроссворды для издания «Наш мир».
Замечательный вопрос, потому что с некоторой долей подвоха.
Все вроде как знают, кто такой Набоков, возможно, даже «Лолиту» читали на досуге. Но вот про бабочек мало кто читал и секреты ловли их тоже далеко не всем известны, потому как бесполезным считается это занятие.
Так вот, уводит нас эта информация в сторону, потому что
писательство было основным среди занятий Вл. Набокова.
Реакция матери ясна. Немое и категоричное заявление сына-подростка тоже понятно. Ребенок, доселе отзывчивый и предсказуемый, стал скрытным, ведет себя вызывающе, дерзит и хамит. Итак, первое столкновение интересов, излюбленная тема психологов, головная боль девяти родителей из десяти. И всего один-единственный вопрос: что делать?
Ответов много, но главный, как ни парадоксально, отвечает на вопрос, чего лучше НЕ делать. Не нужно думать о плохом и накручивать себя. Ваш ребенок – уже не ребенок. Он подросток. Вслушайтесь в это слово: «под-РОС-ток». Он вырос и пытается взять ответственность за свою жизнь на самого себя. Впервые!
В связи с этим первоочередными для матери являются следующие задачи:
Опытные родители уверяют: если влезть в шкуру подростка, понять его окажется легко и просто.
Советы для родителей подростков
Нельзя примерять несвойственную для себя роль «Приятель сына». Если игра фальшивая, ребенок это тут же почувствует и отдалится еще сильнее.
Можно сохранять репутацию авторитетного взрослого, но говорить на языке пубертата и разделять его увлечения.
Нельзя контролировать каждый шаг подростка, без стука, как раньше, входить в его комнату и запрещать принимать у себя дома друзей.
Можно пойти на компромисс, позволив иметь личное пространство, а также договориться о взаимных обязательствах: приглашаешь друзей – убирай за ними сам.
Нельзя вступать в полемику и дискуссию, доказывая, что сын или дочь заблуждаются, негативно оценивать мнение, которое сформировал подросток.
Можно деликатно подвести к верному, по мнению родителя, ответу или решению, мягко указать на недостатки, не забыв упомянуть и достоинства.
И, напоследок, самый важный совет: категорически запрещено критиковать внешность ребенка, вступившего в пубертатный период!
Чуткому, понимающему и тактичному родителю будет легко придерживаться перечисленных рекомендаций. Ведь они не только позволят сохранить нервные клетки себе и ребенку, но и станут крепким фундаментом для будущих доверительных отношений между членами семьи.
Какое хобби было у Владимира Набокова
Жизнь преподносит много интересных идей, и это отразилось на хобби Владимира Набокова, которым он предавался с самозабвением. Ему были интересны многие сферы жизни.
Бабочки
Изучение этих необычайно прелестных созданий приносит отдохновение и чувство прекрасного.
Любовь к путешествиям способствовала укреплению пристрастию Набокова к наблюдениям за бабочками.
Разные страны и континенты населены фауной с различной характеристикой. Это касается и порхающих созданий. Среди них можно встретить как совсем аскетично окрашенных, так и имеющих буйство красок. Живописно и причудливо расписала природа крылья этих чудных созданий. Набоков, как разносторонняя и творческая личность, не мог проигнорировать данную природную красоту.
Коллекция Владимира Набокова достойна похвал любого коллекционера. Проработав несколько лет в музее, писатель передал часть своих трофеев этому заведению. Интересно заметить, что большинство собранных насекомых были из парков Соединенных Штатов, где создавался скандально известный роман «Лолита». Продумывая приключения своих героев, Набоков гулял и искал интересные экземпляры бабочек с сыном и женой.
Шахматы
Еще одно известное хобби Владимира Набокова — шахматы. Это увлечение было отражено его коллегами в печатных изданиях. Журнал «Шахматное обозрение» в 1986 году выпустил отрывки из его произведения. Почти на двух страницах были напечатаны впечатления писателя о древней игре. Он с увлечением рассказывал о том, как интересно составлять шахматные задачки. В этом занятии он видел отблеск литературной деятельности. Как замысловато, порой, переплетаются судьбы героев, так и непредсказуемы бывают перекрестья игровых фигур.
Это увлечение нашло отклик и в писательском труде Владимира Набокова. Произведение «Весной» повествует об отношениях 4 товарищей, один из которых — шахматист.
Впоследствии шахматы не раз были упомянуты в стихах и прозаических творениях.
Как человек духовно развитый и многосторонний, Владимир Набоков старался вести здоровый образ жизни. Увлечения спортом тоже можно отнести к кругу его интересов и даже — хобби. Однако писатель утверждал, что спорт может развивать лишь тело, тогда как ум тренируют языки. Он говорил, что одновременно думает на нескольких из них, при этом в сердце живет лишь русский. Набоков не просто учил язык, он пытался постичь его внутреннюю логику и гармонию.
Писатель бабочек любил: Как крылатые музы Набокова стали его роковой страстью
Получайте на почту один раз в сутки одну самую читаемую статью. Присоединяйтесь к нам в Facebook и ВКонтакте.
Набоков писал сестре: «Работа моя упоительна, но утомляет меня в конец, я себе испортил глаза и ношу роговые очки. Знать, что орган, который ты рассматриваешь, никто до тебя не видел, прослеживать соотношения, которые никому до тебя не приходили в голову, погружаться в дивный мир микроскопа, где царствует тишина ограниченная собственным горизонтом, ослепительно белая арена — всё это так завлекательно, что и сказать не могу. (В некотором смысле, в «Даре» я «предсказал» свою судьбу, этот уход в энтомологию)».
Он не выбирал увлечение, оно выбрало его. Набоков-энтомолог, а точнее – лепидоптеролог:
* 8 лет работал в музее Гарварда
* опубликовал 19 научных статей и заметок по энтомологии
* Собрал 4323 экземпляра (хранятся в Швейцарии в зоологическом музее)
«…Любой уголок земли, где я могу быть в обществе бабочек и кормовых их растений. Вот это — блаженство, и за блаженством этим есть нечто, не совсем поддающееся определению. Это вроде какой-то мгновенной физической пустоты, куда устремляется, чтобы заполнить её, всё, что я люблю в мире», – писал Набоков в автобиографическом романе «Другие Берега».
Кстати, именно энтомология спасала семью от бедности. Первые деньги в США Набоков заработал вовсе не литературным творчеством. Гарвардский университет предложил ему работу. Писатель получил должность куратора в Музее сравнительной зоологии. Эта деятельность дала ему время для реабилитации. Новый язык, новые читатели, другая жизнь. Бабочки помогли Набокову узнать и полюбить Новый Свет. Писатель стал путешествовать по стране, ловить чешуйчатокрылых, описывать их и местность в своём скандальном романе «Лолита».
Этот роман принёс Набокову коммерческий успех. Его начали активно издавать, и он получил гонорар из Голливуда. Писатель покинул Америку. Сначала он вернулся в Париж. А позже переехал в Швейцарию. Там, на альпийских лугах, он продолжил собирать и изучать бабочек. Там он решил прожить остаток жизни. Очевидцы рассказывали, что он уходил рано утром и проводил много часов с сачком в руках.
В 2009 году Дмитрий Набоков решился опубликовать недописанный роман своего отца. Сын расшифровал и с помощью редакторов объединил в книгу наброски. Во вступлении к «Лауре и её оригиналу» Дмитрий Набоков рассказывает, что именно это увлечение стало толчком к болезни и смерти писателя.
В 1972 году Владимир Набоков писал, перефразируя Гумилева:
«…И умру я не в летней беседке
От обжорства и от жары,
А с небесною бабочкой в сетке
На вершине дикой горы»
И эти слова оказались пророческими. Летом 1975 года Владимир Набоков споткнулся и неудачно упал во время охоты на бабочек.
Произошло это на крутом склоне в Давосе. Туристы, которые проезжали над ним на фуникулёре не поняли, что писатель попал в беду. Он размахивал руками и просил о помощи. А зеваки хохотали и посылали ему приветствия. Набоков провёл на земле много часов, прежде чем пришла помощь.
Он задумывал большую научную работу – «Бабочки в искусстве». Этот труд должен был описать все упоминания об этих существах в изобразительном искусстве. От Древнего Египта до эпохи Возрождения. Набоков не просто хотел отдать дань уважения крылатым музам, он мечтал проследить эволюцию видов. Работа закончена не была. Быстро познакомиться с бабочками в творчестве Набокова можно прочитав рассказы: «Рождество», «Пильграм», «Удар крыла».
Понравилась статья? Тогда поддержи нас, жми:
7 причин восхищаться Набоковым
Последние годы жизни Набоков провел в швейцарском Монтрё (1965)
1. Перевел «Алису в стране чудес» на русский
Отец Набокова – Владимир Набоков был известным политиком одним из лидеров партии кадетов. После Октябрьской Революции семья Набоковых переехала из Петербурга в Крым, подальше от большевиков, а в 1919 году покинула Россию и переехала в Берлин. Владимира отправили учиться в Кембридж.
В предисловии к русскому изданию «Других берегов» Набоков упоминает, что с младенчества в совершенстве владел английским – и начал писать на нем едва ли не раньше, чем на русском. Кембридж только укрепил глубину знания языка, и Набоков переводит «Алису в стране чудес» Льюиса Кэрролла. Свой перевод он в свойственной ему манере считал лучшим. Кстати, Кэрролл написал свою «Алису» именно после посещения родного для Набокова Петербурга.
2. Написал 8 прекрасных романов на русском
После окончания учебы в Англии, Набоков переезжает к семье в Берлин и вскоре женится на Вере Слоним. У них рождается сын Дмитрий – будущий переводчик Набокова на английский, хранитель его наследия и обладатель авторских прав на работы отца. Кстати, он даже подготовит к печати незавершенный роман «Лаура и ее оригинал».
Набоков с женой Верой в Монтрё, 1967
Ностальгия, тоска по покинутой родине были лейтмотивом произведений Набокова, написанных на русском. Одна из первых работ – «Машенька» – целиком посвящена пограничному состоянию между прошлой жизнью и обустройством новой, и образу юности, который хочется сохранить навсегда. «Приглашение на казнь», «Защита Лужина», «Дар» были напечатаны в Европе и высоко оценены русскими эмигрантами (образы и общество которых также отражены в романах).
Герои Набокова интеллектуальны и духовно глубоки, как, впрочем, и сам автор, но вынуждены сталкиваться с пошлостью окружающего мира. Метафизика романов переносит нас то в дореволюционную Россию, то в Берлин, то куда-то в глубины разума самого Набокова.
3. Читал лекции о русской литературе на английском
Приход к власти нацистов осложнил жизнь Набоковых в Берлине, Веру уволили с работы, и семья перебралась в Париж в 1936 году. А уже в 1940 Набоковы экстренно бежали от наступления немецких войск в Америку.
За океаном Набоков преподавал русскую литературу: сначала читал лекции в колледже Уэллсли, а затем в Корнеллском университете. Он рассказывал американцам о самых важных русских писателях: Гоголе, Тургеневе, Достоевском, Толстом, Чехове, даже о Горьком. Но всем давал свою оценку, переосмысливал их со своей точки зрения, известно, что про многие бесспорно великие произведения он отзывался весьма нелестно. Так стиль «Доктора Живаго» он называл вульгарным, Достоевского и его «бесконечное копание в душах людей с префрейдовскими комплексами» вообще считал безвкусицей, а «Войну и мир» – длинноватым разухабистым романом, рассчитанным на юного читателя.
4. Был серьезным энтомологом
Кроме преподавания литературы, Набоков занимался изучением бабочек и много лет работал в зоологическом музее Гарварда куратором коллекции бабочек. Он был просто одержим этими созданиям, специально путешествовал в поисках редких видов, собрал огромную коллекцию. Набоков написал более 25 научных статей о бабочках и предложил новую классификацию для бабочек-голубянок Polyommatus.
Свою первую бабочку он поймал в 6 лет в фамильном имении под Петербургом. Бабочки помогли ему пережить бегство из Петербурга – он активно ловил и изучал их в Крыму, а в Англии уже публиковал статьи о крымских бабочках. Охотясь за бабочками в Пиренеях, Набоков начал работу над «Защитой Лужина», а во время энтомологического тура по США написал «Лолиту». Эксперты творчества Набокова подсчитали, что около 570 раз упоминаний бабочках в его произведениях. И конечно, многие имеют символический характер.
5. Перевел на английский «Евгения Онегина»
Этот роман в стихах – одна из самых сложных задач для переводчика, ведь все мы помним о специально выстроенной «онегинской строфе». Однако Набоков решил не следовать пушкинской поэтической конструкции. По его мнению, соблюдение рифмы и размера могут просто погубить естество и дух работы. Кроме того, свой перевод Набоков снабдил подробным комментарием в двух томах, который до сих пор является важнейшим источником для англоязычных исследователей Пушкина.
Набоков за работой, 1958
Помимо «Евгения Онегина» он перевел лермонтовского «Героя нашего времени», а также был первым, кто перевел на английский «Слово о полку Игореве».
6. Написал «Лолиту»
Широкому читателю Владимир Набоков больше всего известен благодаря именно этой скандальной книге о взрослом мужчине, который испытывает страсть к нимфеткам. Набоков написал роман на английском, а затем сам перевел на русский. Роман включают во всевозможные списки 100 лучших книг, особенно написанных на английском языке.
Роман несколько раз экранизировали – самый известный фильм с актером Джереми Айронсом в роли Гумберта. Композитор Родион Щедрин даже сочинил оперу «Лолита» по мотивам романа, впервые ее ставил в Стокгольме Мстислав Ростропович.
7. Был просто гением
За ловлей бабочек в Швейцарии, 1975
И напоследок еще один любопытный факт про Набокова. Он всегда делал записи на библиотечных каталожных карточках – таким образом он писал даже романы. Только он сам знал правильный порядок и значение тысячей этих карточек. Когда сын Дмитрий решил опубликовать «Лауру и ее оригинал», он взял на себя смелость расположить по порядку карточки – и неудивительно, что многие критики оспаривали его выбор и высказывали недовольство.
. Что, кроме ловли бабочек, больше всего увлекало Владимира Набокова?
Писатель Владимир Набоков был чрезвычайно разносторонним человеком.
Его способности писать романы и стихи на двух языках (русском и английском) равнозначные по художественному качеству, удивлялись все его современники.
Кроме литературы у него было много увлечений, которым он уделял много времени и души. И почти каждое из увлечений находило отголосок в его творчестве.
Владимир Набоков увлекался энтомологией (любовь к бабочкам);
Составлением шахматных задач (был знаком со всеми гроссмейстерами-современниками);
Страстно любил путешествия (все места, описанные в романах лично посетил);
В детстве написание стихов называл «сочинительством»;
Основным своим делом жизни всё же, считал литературу (литературоведение);
Всю жизнь занимался переводами литературных произведений;
Если объединить в одно целое литературную работу Владимира Набокова (стихи, статьи, романы, переводы), то можно предположить, что ответом на вопрос будет слово ПИСАТЕЛЬСТВО (12 букв).
Такое слово, ПИСАТЕЛЬСТВО, встречается у самого Владимира Набокова на страницах дневников и заметок.
Он мог его употреблять, так как был одним из родоначальников модернизма в литературе.
Владимир Набоков преподавал русскую и мировую литературу, увлекался шахматами и был достаточно сильным практическим игроком. Более того, он создавал кроссворды для издания «Наш мир».
Замечательный вопрос, потому что с некоторой долей подвоха.
Все вроде как знают, кто такой Набоков, возможно, даже «Лолиту» читали на досуге. Но вот про бабочек мало кто читал и секреты ловли их тоже далеко не всем известны, потому как бесполезным считается это занятие.
Так вот, уводит нас эта информация в сторону, потому что
писательство было основным среди занятий Вл. Набокова.
Реакция матери ясна. Немое и категоричное заявление сына-подростка тоже понятно. Ребенок, доселе отзывчивый и предсказуемый, стал скрытным, ведет себя вызывающе, дерзит и хамит. Итак, первое столкновение интересов, излюбленная тема психологов, головная боль девяти родителей из десяти. И всего один-единственный вопрос: что делать?
Ответов много, но главный, как ни парадоксально, отвечает на вопрос, чего лучше НЕ делать. Не нужно думать о плохом и накручивать себя. Ваш ребенок – уже не ребенок. Он подросток. Вслушайтесь в это слово: «под-РОС-ток». Он вырос и пытается взять ответственность за свою жизнь на самого себя. Впервые!
В связи с этим первоочередными для матери являются следующие задачи:
Опытные родители уверяют: если влезть в шкуру подростка, понять его окажется легко и просто.
Советы для родителей подростков
Нельзя примерять несвойственную для себя роль «Приятель сына». Если игра фальшивая, ребенок это тут же почувствует и отдалится еще сильнее.
Можно сохранять репутацию авторитетного взрослого, но говорить на языке пубертата и разделять его увлечения.
Нельзя контролировать каждый шаг подростка, без стука, как раньше, входить в его комнату и запрещать принимать у себя дома друзей.
Можно пойти на компромисс, позволив иметь личное пространство, а также договориться о взаимных обязательствах: приглашаешь друзей – убирай за ними сам.
Нельзя вступать в полемику и дискуссию, доказывая, что сын или дочь заблуждаются, негативно оценивать мнение, которое сформировал подросток.
Можно деликатно подвести к верному, по мнению родителя, ответу или решению, мягко указать на недостатки, не забыв упомянуть и достоинства.
И, напоследок, самый важный совет: категорически запрещено критиковать внешность ребенка, вступившего в пубертатный период!
Чуткому, понимающему и тактичному родителю будет легко придерживаться перечисленных рекомендаций. Ведь они не только позволят сохранить нервные клетки себе и ребенку, но и станут крепким фундаментом для будущих доверительных отношений между членами семьи.
Александров В.: К вопросу об антидарвинизме Набокова, или Почему в «Даре» обезьяны питаются бабочками
К вопросу об антидарвинизме Набокова, или Почему в «Даре» обезьяны питаются бабочками
Отнюдь не являясь всего лишь эксцентричным хобби или чем-то, дополняющим занятие писательством, страстное увлечение Владимира Набокова бабочками, длившееся всю жизнь, органически связано с основными мотивами его творчества. Собирание бабочек и писательство были тесно связаны для Набокова, так как от этих занятий он получал удовольствие, которое называл «самым сильным из всех, известных человеку», и период с 1941 по 1948 год, когда он классифицировал бабочек в Гарвардском музее сравнительной зоологии, писатель вспоминал как один из самых счастливых периодов своей жизни. [1]
Для Набокова связь между творчеством и бабочками основывается на его концепции мимикрии в природе. [2] Он категорически отвергает предлагаемое наукой стандартное, или дарвинистское объяснение миметического поведения насекомых, согласно которому в борьбе за существование насекомому полезно быть похожим на что-то другое (другое существо, возможно, неприятное на вкус, или лист, или какой-то неодушевленный объект) по той простой причине, что это может обмануть хищников. Ключ к пониманию набоковского неприятия Дарвина — его убеждение в том, что степень обмана, которую можно наблюдать в конкретных случаях мимикрии, сильно превышает относительно грубые (как представляется Набокову) способности зрительного восприятия животных-хищников и, в сущности, свидетельствует о такой эстетической утонченности окраски, строения поверхности и движений, которой можно найти только эстетическое объяснение: «„Естественный подбор“ в дарвиновском смысле не может служить объяснением чудотворного совпадения подражания внешнего и подражательного поведения; с другой же стороны, и к „борьбе за существование“ апеллировать невозможно, когда защитная уловка доводится до такой точки миметической изощренности, изобильности и роскоши, которая находится далеко за пределами того, что способен оценить мозг врага». [3] «Все искусство — это обман, так же как и природа; все обман в этом добром мошенничестве — от насекомого, которое притворяется листом, до ходких приманок размножения». [4]
Важное следствие понимания мимикрии Набоковым, отвергавшим устоявшиеся представления о ней, — отрицание материалистического детерминизма, который лежит в основе теории эволюции Дарвина, особенно в случае ее применения к человеку. Он высмеивал идею о том, что «борьба за существование» могла привести к какому бы то ни было эволюционному прогрессу, потому что «проклятие труда и битв ведет человека обратно к кабану, к хрюкающей твари, одержимой поисками еды» (V, 573). Вместо этого Набоков видит в природе те же самые «бесполезные упоения, которых искал в искусстве. И та и другое суть формы магии, и та и другое — игры, полные замысловатого волхвования и лукавства» (V, 421). [5]
Хотя набоковское отрицание Дарвина является попыткой свергнуть с пьедестала материалистическую причинность, он на самом деле не выдвигает ни в какой форме принцип бесцельной свободной игры в мире природы. Ведь если природа во всем так же обманчива, как и искусство, тогда какая-то действующая сила должна была сотворить природу, и, следовательно, ее искусственность, — доказательство существования Творца, который стоит за пределами средства выражения. В сущности, как в своих дискурсивных работах, так и в художественных произведениях Набоков постоянно, подолгу и в самой разнообразной форме возвращается к теме таинственной «потусторонней» силы, которая, кажется, является создателем всех природных явлений, включая пророческие узоры, оттиснутые на существовании человека. [6] Это интуитивное знание лежит в основе оригинального набоковского толкования понятий «природа» и «искусственность», которые для него являются синонимами, а не антонимами. Поэтому часто бросающаяся в глаза металитературность его художественных произведений — то, что они различными путями привлекают внимание к самим себе как к чему-то сделанному, — является, как ни парадоксально, следствием его своеобразного понимания естественного.
Нигде в своем художественном творчестве Набоков так подробно не обращается к этим привлекавшим его аспектам лепидоптерологии, как в романе «Дар», который он называл своим любимым русским романом и в котором рассказывается о писателе, во многих отношениях напоминающем самого автора. [7]
С самого начала наибольшее количество разногласий вызывало утверждение Дарвина, что отдаленными предками людей были приматы, от которых также произошли обезьяны. Хотя в принципе отсюда можно прийти к выводу о том, что человек — венец творения, чаще всего этим утверждением пользовались для того, чтобы свергнуть человеческий род с пьедестала и указать, что человек — только одно из звеньев в длинной цепи эволюции млекопитающих.
В «Даре» Набоков атакует эту теорию через своего героя, Федора Годунова-Чердынцева, который вспоминает, что рассказывал ему о чудесах мимикрии бабочек отец, знаменитый натуралист и исследователь. Федор предвосхищает то, что будет высказано позднее в «Память, говори», где Набоков рассуждает о «невероятном художественном остроумии мимикрии, которая не объяснима борьбой за жизнь». Затем он замечает, что миметическое поведение «словно придумано забавником-живописцем как раз ради умных глаз человека», и добавляет в скобках, что это — «догадка, которая могла бы далеко увести эволюциониста, наблюдавшего питающихся бабочками обезьян». [8] Образ, небрежно созданный в этом замечании в скобках, — довольно гротескный, но его смысл тем не менее понятен: обезьяны, похоже, принципиально отличаются от людей в эволюционном смысле, потому что, когда они смотрят на бабочек, они не видят того, что могут увидеть люди. Другими словами это можно выразить так: человек — уникален, так как он воспринимает природу эстетизированно. Набоков намекает на то, что биологи-эволюционисты недостаточно обдумали следствия этой возможности.
Оказывается, что образ обезьян, питающихся бабочками, — не плод прихотливого воображения Набокова, а, возможно, намек на знаменитый эксперимент, проводившийся в Африке в начале XX века известным английским энтомологом, Дж. Д. Хейлом Карпентером, который специально задался целью найти эмпирическое подтверждение дарвиновскому объяснению мимикрии. Натуралисты впервые описали мимикрию у бабочек через несколько лет после публикации «Происхождения видов» в 1859 году, и они быстро причислили это явление к тем, которые поддерживают эволюционную теорию Дарвина, так что мимикрия бабочек и дарвинизм с тех пор были тесно связаны. [9] «доказательств» теории Дарвина, и набоковское замечание в скобках об обезьянах оказывается тщательно направленным ударом по хорошо известному положению дарвинизма.
Карпентер сделал следующее: он просто отметил, с какой готовностью две молодые обезьяны поедали различных насекомых, включая бабочек, которых он клал перед ними. Он обнаружил, что обезьяны избегали насекомых, как он выразился, с «апосематической», или предупреждающей, окраской, которая своей яркостью «оповещает», что насекомые могут иметь неприятный вкус, однако с готовностью поедали насекомых с «прокриптической», или защитной, окраской, когда последних переносили в такое окружение, где их можно было легко заметить. Карпентер заключил, что «вся теория мимикрии обусловлена выбором определенного вида пищи в предпочтение другим». Таким образом, следуя этой аргументации, можно сказать, что прокриптически окрашенные насекомые развивают в качестве маскировки некоторые поверхностные черты путем случайных генетических изменений и сохраняют и усиливают эту маскировку путем естественного отбора; чем более успешна маскировка вида, тем больше шансов на то, что его потомство выживет и будет процветать. [10]
Поскольку Набоков увлекся бабочками и начал много читать о них еще в раннем детстве и, очевидно, очень интересовался скрытым смыслом мимикрии, кажется весьма вероятным, что к тому времени, когда он писал «Дар» в 1935–1937 годах, он знал об опыте Карпентера и его выводах, впервые опубликованных в 1921 году. Но в то время как Карпентер заключил, что маскировка — необходимая защита для тех насекомых, которые иначе были бы съедены в естественных условиях, Набоков сделал нечто вроде хода конем с данными Карпентера: он перешел на нематериалистический уровень размышления и, исходя из поведения обезьян, сделал вывод о том, что человеческое сознание — явление совсем другого порядка, нежели сознание животных, произведенных теорией Дарвина в дальних родственников человечества.
Это признание привилегированного положения человеческого сознания находится в полной гармонии с тематикой и формальными построениями «Дара» (да и всего художественного творчества Набокова). Художественное вдохновение Федора, острота его восприятия, преодоление времени с помощью памяти, способность увидеть творческий замысел в природе и пророческий узор в жизни, а также интуитивные прозрения бессмертия — все это возможно только благодаря его максимально развитому сознанию. Точно так же, характерные формальные и стилистические особенности «Дара» — загадки, ложные подсказки, скрытые аллюзии, завуалированные мотивы, календарные игры и тому подобное, то есть все, что читатель должен попытаться расшифровать, чтобы понять эту книгу (процесс, аналогичный распознаванию насекомого, несмотря на миметическую маскировку), — подчиняются той важной роли и тем требованиям, которые Набоков возлагает на читательское сознание, которое в идеале должно функционировать так же, как сознание его героев или как его собственное. [11]
Набоков также сделал сознание основополагающей, определяющей характеристикой человека за пределами своих художественных произведений, например, когда он сформулировал следующие краткие определения: «Время без сознания — мир низших животных; время плюс сознание — человек; сознание без времени — некое еще более высокое состояние» (III, 572). [12] «неким еще более высоким состоянием», который основывается на возможности какой-то формы бытия вне времени, предполагает в равной степени непреодолимый барьер между человеком и теми существами, которые находятся в иерархии ниже него, включая его «предков» по Дарвину. [13]
Но если Набоков допускал хотя бы возможность развития человека к высшему состоянию бытия — состоянию, фактически, бесконечного сознания, — какой процесс он мог иметь в виду вместо дарвинизма? Учитывая центральную роль, которую занимает в мировосприятии Набокова интуитивное знание о сфере потустороннего, приходится предположить: каким-то образом что-то, находящееся за пределами этого мира, должно быть вовлечено в любой акт выхода человеческого «я» за свои пределы. Именно это Набоков подразумевает под «космической синхронизацией» (или «вдохновением»), которую он в ряде случаев описывает как полумистическое переживание, момент прозрения, который отмечает высшие точки существования, такие, как рождение в уме произведения искусства, вид знакомых бабочек в их естественном окружении, составление шахматной задачи или осознание любви к членам семьи: «Вы одновременно чувствуете и как вся Вселенная входит в вас, и как вы без остатка растворяетесь в окружающей вас Вселенной». [14] Кроме того, космическая синхронизация — переживание, которое привело Набокова не более и не менее как к прозрению того, что «земная жизнь всего лишь первый выпуск серийной души» и что «индивидуальный секрет» человека не исчезает в процессе «истлевания плоти». [15]
Однако, как кажется, Набоков был слишком увлеченным натуралистом, привязанным к этому миру, чтобы положиться исключительно на веру в неуловимое, но могущественное запредельное, пытаясь понять механизм человеческой эволюции. Гипотетический процесс, который он предлагает в «Память, говори», по сути дела, ставит дарвинизм с ног на голову. После рассуждений о чудесах сознания ребенка, он переходит к тому, как могло функционировать сознание примитивного человека. Подразумеваемая параллель наводит на мысль о том, что Набоков, возможно, основывается на теории Эрнста Геккеля, согласно которой развитие индивида повторяет эволюцию вида (с той очевидной разницей, что теория Геккеля была создана в поддержку Дарвина). Делая типичный для него акцент на идее о внезапном рывке сознания, Набоков утверждает, что «юное человечество», наверное, испытало «радостное потрясение», отметив такое явление, как «чудотворная» природа объекта в полете, который «пожирает пространство простым постоянством вращения, — вместо того, чтобы передвигаться, раз за разом вздымая тяжелые конечности» (V, 576). Другими словами, Набоков предполагает, что человеческое сознание, должно быть, развилось в результате перцепционных и когнитивных скачков, а не в результате предшествовавшей органической эволюции, которая создает материальную основу или потенциал для этих скачков. Именно это имеет в виду Набоков, когда в том же абзаце он персонифицирует «юное человечество» в «мечтательном маленьком варваре» и заставляет его всматриваться в «костер… или неуклонный ход лесного пожара» (V, 576). Но как наследие такого когнитивного опыта сохраняется для последующих поколений? Гипотеза Набокова заключается в том, что когнитивные скачки «варвара» не могли пройти без долговременных последствий и, должно быть, повлияли «за спиною Ламарка на хромосому-другую, повлияли загадочным образом, в который западные генетики не склонны вникать…» (V, 576). Таким образом, эволюционный механизм, предлагаемый Набоковым для человека, — это, похоже, модифицированный ламаркизм: он не говорит, что организмы, реагируя на стимулы в окружающей среде, развивают новые физические черты и передают их своему потомству; он считает, что более развитое сознание становится частью человеческого наследия вследствие неизбежных столкновений уникального человеческого ума и внешнего мира. Такая позиция в корне отличается от дарвиновского утверждения, что случайные генетические изменения приводят к появлению черты, которой благоприятствует естественный отбор, если она повышает способность индивида к выживанию.
для человеческого развития и эволюции. Говоря о себе, он иногда намекал, что его сущность была сформирована за пределами этого мира. В «Память, говори» он приходит к выводу: «ни в среде, ни в наследственности не могу нащупать тайный прибор, сформировавший меня, безымянный каландр, оттиснувший на моей жизни некий замысловатый водяной знак» (V, 330). В одном из ранних русских стихотворений, в котором используется тот же образ — водяной знак — Набоков более определенно говорит о происхождении основы своего «я»: он представляет себе, что когда его душу поднимут из земного мрака и поднесут к свету, «просияет» «узор, придуманный в раю». [16] «Память, говори» Набоков постоянно стремится отыскать общие с родителями черты характера, — особенно с матерью, а также пророческие параллели с жизнью членов своей семьи. Сходство кажется в некотором смысле наследственным, даже если в конечном итоге его истоки оказываются в области, находящейся за пределами материального мира. Точно так же, в «Даре» в представления Федора о характере и достижениях глубоко чтимого им отца входит устойчивое ощущение, что он унаследовал часть таинственных даров отца, которые явно получены благодаря контакту с потусторонним миром, а не просто как следствие реального влияния, испытанного в детстве.
Таким образом, антидарвинизм Набокова принимает довольно неожиданную форму по сравнению с теми возражениями, которые появились вскоре после опубликования «Происхождения видов». С одной стороны, он возражает Дарвину, поскольку разделяет широко распространенное и древнее, берущее начало по крайней мере в Библии (Рим 1, 20), убеждение в том, что творческий замысел в природе — свидетельство существования трансцендентного творца, хотя этот телеологический довод получает у него своеобразное преломление. Но, с другой стороны, Набоков не приводит возражений против того железного детерминизма, который многие считали неизбежно связанным с естественным отбором. Вместо того, чтобы настаивать на абсолютной свободе как на человеческом идеале, Набоков парадоксальным образом прославляет способность человеческого сознания постоянно расширять пределы своих возможностей, но всегда — в контексте таинственного мира потусторонности, который является как стимулом, так и пределом для возможностей человека и для областей применения его способностей. [17]
Перевод с английского
Примечания
Nabokov V. Strong Opinions. New York, 1973. P. 3; Nabokov V. Speak, Memory. New York, 1966. P. 125–126.
см.: Александров В. Е. Набоков и потусторонность: метафизика, этика, эстетика. СПб., 1999. С. 26–28, 60–62,
[3] Набоков В. Память, говори // Набоков В. Собр. соч. американского периода: В 5 т. СПб., 1999. Т. 5. С. 421. В дальнейшем ссылки на это издание даются в тексте с указанием тома и страницы.
[5] Nabokov V. Speak, Memory. P. 298, 124. См. также: Boyd В. Vladimir Nabokov: The American Years. Princeton, N. J., 1991. P. 37.
Александров В. Е. Набоков и потусторонность… С. 56–62.
[8] Из русского оригинала этого важного заявления в скобках более, чем из английского перевода, понятно, что Набоков, в сущности, подчеркивает нереализованную возможность сделать далеко идущий вывод из этого явления: «догадка, которая далеко увести эволюциониста, наблюдавшего питающихся бабочками обезьян» (Курсив мой. — В. А.); Набоков В. Дар // Набоков В. Собр. соч.: В 4 т. М., 1990. Т. 3. С. 100.
[9] Carpenter G. D. H. and Mimicry. London, 1933. P. 5.
[10] Дж. Д. Хейл Карпентер, ставший профессором зоологии (энтомологии) в Оксфорде в 1933 году, описал свои эксперименты в нескольких публикациях, в частности в статье, помещенной 8 октября 1921 года в журнале «Transactions of the Entomological Society of London» (Набоков, должно быть, знал этот журнал) и в двух книгах: 1) «A Naturalist in East Africa» (Oxford: Clarendon, 1925) 2) совместно с Е. В. Ford «Mimicry», а также в брошюре «Insects as Material for Study: Two Inaugural Lectures delivered on 17 and 24 November 1933» (Oxford: Clarendon, 1934), откуда и взята цитата, приведенная в этой статье (Р. 24).
[11] Более подробно эти особенности романа рассматриваются в IV главе книги В. Александрова «Набоков и потусторонность…» (С. 132–165).
[12] Nabokov V. Strong Opinions. P. 30.
[13] В своей важной лекции «Искусство литературы и здравый смысл» Набоков делает предположение, что «естественный ход эволюции никогда бы не обратил обезьяну в человека, окажись обезьянья семья без урода (freak)» ( «уродство» (freakishness) отличительной характеристикой человеческой элиты. Дальше в лекции он ссылается на свою готовность принять эволюцию «по крайней мере как условную формулу», но затем добавляет, что «одно дело — нашаривать звенья и ступени жизни, и совсем другое — понимать, что такое в действительности жизнь и феномен вдохновения» (Там же. С. 473–474). Вопрос, могут ли обезьяны сознательно пользоваться языком или нет, находится в центре спора о том, насколько они близки человеку или далеки от него. См. обзорную статью лорда Закермана о ряде книг по этим вопросам, в которой он приходит к выводу, что обезьяны не способны пользоваться языком, этим уникальным даром человека: Apes R not Us. New York, Review of Books, 1991. 30 may. P. 43–49.
[14] Набоков В. Искусство литературы и здравый смысл. С. 474.
Александров В. Е. … С. 37–41, 142–144.
[17] Вопрос об отношении Набокова к свободе и детерминизму осложняется тем фактом, что, хотя он провозглашал свою веру в первую, его романы полны доказательств последнего. Более подробно об этом см.: Александров В. Е. … С. 56–57, 285 (примеч. 48), 294 (примеч. 16).