Что означает доктрина сдерживания
Ракетное продолжение: к чему пришла концепция ядерного сдерживания
Почти неизбежный выход США из договора о ракетах средней и меньшей дальности и грозящий следом коллапс договора о стратегических наступательных вооружениях заставляют задуматься о месте ядерного сдерживания в современном мире и возможной трансформации этой концепции. «Известия» занялись историей вопроса.
От ядерного энтузиазма к ядерному сдерживанию
Хиросима после атомной бомбардировки 6 августа 1945 года
Важную роль в этот период сыграло активное использование Советским Союзом стратегической маскировки — во второй половине 1950-х, когда у США был уже боеспособный флот межконтинентальных бомбардировщиков, способных достичь советской территории, действуя с авиабаз на континентальной территории США, в Вашингтоне переоценивали возможности советской стратегической авиации, полагая ее в разы более многочисленной, чем на самом деле. Позднее такая же ошибка была совершена в Вашингтоне и в отношении потенциала советских ракетных войск, которые на момент Карибского кризиса оценивались в США как более многочисленные и боеспособные, чем в реальности.
Стартовые площадки советских ракет на Кубе. Снимок с американского самолета-разведчика
Концепция ядерного сдерживания перенесла обсуждение проблемы в большей степени в плоскость психологии и философии, вызвав к жизни доктрину взаимного гарантированного уничтожения.
Американские стратегические бомбардировщики B-36 Peacemaker
Доктрина исходила из простейших логических предпосылок.
3. Целью ответного удара в этом случае с наибольшей вероятностью станут уже не ядерные силы страны, атаковавшей первой, а ее гражданское население, сосредоточенное в основных промышленных центрах, что будет означать нанесение неприемлемого ущерба, обессмысливающего ведение войны.
4. Продолжение обмена ударами оставшихся в строю ракет и бомбардировщиков в итоге вело к неприемлемому ущербу для обеих сторон.
Эта доктрина имела ряд своих недостатков, достаточно подробно обсуждавшихся экспертным сообществом, однако «за неимением лучшего» работала, заставляя стороны избегать возможного повторения конфликта в духе Карибского кризиса.
Попытки ограничения
Попытки найти выход из ловушки взаимного гарантированного уничтожения начались еще до того, как эта доктрина была осознана сама по себе. В конце 1950-х в США была предложена концепция ограниченной ядерной войны, предполагавшая применение небольшого числа тактических боеприпасов для решения тех или иных ограниченных задач — от сокращения потерь собственных вооруженных сил в обычной войне до устрашения противника возможностью дальнейшей ядерной эскалации.
Выстрел из «ядерной пушки» M65 — испытание ядерного снаряда для ствольной артиллерии
В итоге концепции ограниченной войны не сработали — в отсутствие каких-либо гарантий от дальнейшей эскалации переход к масштабной ядерной войне виделся практически неизбежным, и призрак взаимного гарантированного уничтожения вновь вставал во весь рост.
Происходящее привело к осознанию необходимости введения ядерной гонки в какие-то разумные рамки. Последовательно были заключены договоры о противоракетной обороне (ПРО), об ограничении стратегических вооружений (ОСВ-1, 2), о ликвидации ракет средней и меньшей дальности (РСМД), наконец — о сокращении стратегических наступательных вооружений (СНВ-1).
Оружие, которое не будет применено
Группа взрывников подготавливает контейнеры ракет средней дальности РСД-10 к уничтожению
На смену ей приходят две новые «любимые жены» — концепция неядерного сдерживания, позднее переросшая в программу быстрого глобального удара, и концепция национальной ПРО, призванной защитить территорию США от возможного ограниченного ракетно-ядерного удара со стороны кого-либо из «молодых» и нелегальных членов ядерного клуба — в первую очередь подразумевая Иран и Северную Корею.
В отношениях с Россией США предполагали и дальше двигаться по линии сокращения стратегических арсеналов, «но тут что-то пошло не так».
Кризис переходного периода
Кризис в отношениях России и Запада отсчитывают по-разному, кто с мюнхенской речи Владимира Путина, кто с ливийских событий 2011-го и последующей вспышки войны в Сирии, кто вообще начинает с Крыма в 2014 году, однако на самом деле переворот в отношениях к Западу в головах значительной части российского руководства состоялся на рубеже 1990–2000-х годов и был вызван совокупным действием нескольких факторов — агрессией США и их союзников на Балканах, включением в НАТО бывших стран Восточной Европы, а затем и прибалтийских республик, активной политикой на Украине и в других постсоветских республиках, направленной на вытеснение Москвы с занимаемых позиций, и, наконец, выходом из договора по ПРО. Всё это наблюдалось и осмыслялось в сочетании с продолжающимися попытками вмешательства западных стран уже во внутреннюю политику России.
Межконтинентальная баллистическая ракета РС-18 «Стилет» в пусковой шахте
Вместе с тем собеседник корреспондента «Известий» из числа действующих сотрудников российского военно-дипломатического корпуса отметил, что подобный взгляд хотя и заслуживает уважения, но не может ложиться в основу ядерного планирования.
На протяжении последних полутора десятков лет Москва неоднократно пыталась вывести Вашингтон на диалог по проблеме как развития ПРО, так и стратегических неядерных средств, однако весомого результата добиться не удалось — упоминание взаимосвязи стратегических оборонительных и наступательных вооружений в преамбуле СНВ-3 таким не является.
Другим результатом стало развитие в России собственных средств, «неподучетных» существующей системе договоров о сокращении ядерных арсеналов. Речь идет, в частности, о системах, оснащенных гиперзвуковыми планирующими блоками, которые не попадают под определение баллистических ракет, подводных беспилотниках типа «Статус-6», и ряде других систем.
Проблемы договора о РСМД на этом фоне выглядят второстепенными — подобно тому, как в свое время казались второстепенными вопросы применения ядерных боеприпасов на европейском ТВД по сравнению с вероятностью стратегического обмена ядерными ударами между США и СССР.
Возвращение в никуда
Испытание баллистической ракеты РС-28 «Сармат»
В условиях сегодняшнего, явно неадекватного состояния диалога между Россией и США по большинству стратегических вопросов и наличия ряда зон всё более жесткого столкновения интересов двух стран, в сочетании с превращением «русского вопроса» в фактор американской внутренней политики эта ситуация не внушает оптимизма.
Оптимизм становится еще меньшим, если учесть, что «русская» экспертиза на Западе сегодня в значительной мере и очень серьезной степени идеологизирована, опираясь при формировании своей точки зрения на корреспондентов, плохая осведомленность которых о реальных военных возможностях России соперничает разве что с их предвзятостью по отношению к российскому государству в принципе. Исключения встречаются, более того, осознание проблемы присутствует у многих специалистов, однако на уровне принятия решений это осознание пока не выбирается. «У нас тоже любят политически удобные документы», — как прокомментировал корреспонденту «Известий» сложившуюся ситуацию один из американских специалистов по России.
Такая ситуация в истории тоже уже встречалась. Системно крайне низким качеством отличалась, например, «советская» экспертиза Германии 1930-х годов.
Доктрина «сдерживания посредством отрицания» в современной дипломатии
Сегодняшняя среда международной безопасности становится все более сложной. Времена, когда для политиков, дипломатов и военных, мир, кризис и конфликт представляли собой три отдельные фазы, когда конфликты велись в основном военными средствами и когда противники были хорошо известны, прошли. Угрозы стабильности и безопасности все чаще возникают в «серой зоне»,где государственные и негосударственные субъекты скрытно используют гибридные тактики, такие как дезинформация или кибератаки, а определение источников многих угроз представляет очень непростую задачу.
Кибератаки, информационно-психологическая война и ее важные части- когнитивная война (война за сознание населения) и дезинформационные кампании в социальных сетях создают альтернативные реальности, направленные на дестабилизацию государств и их коалиций без использования в этих целях силовых способов воздействия. Общее направление подобным способам воздействия придает стратегия гибридной войны, построенная на сочетании военных и невоенных инструментов и создающая неопределенности и трудно прогнозируемые риски. Такая особенность стратегии значительно затрудняет ситуационную осведомленность органов гражданского и военного управления и, следовательно, согласованное и быстрое принятие решений.
В этих условиях повышенное внимание уделяется вопросам совершенствования способности государств по сдерживанию гибридной агрессии. Главной целью является сохранить устойчивость государства или коалиции, что с начала 2000 годов было сердцевиной доктрины «сдерживание путем отрицания». Однако наращивание интенсивности угроз и вызовов современности ставит вопрос о применении «сдерживания путем наказания», направленного на изменение враждебного поведения за счет влияния на соотношение итоговых результатов и затрат ресурсов противником.
Мощный импульс пересмотру доктрин сдерживания придал выход России из безвременья 90-х, что подтолкнуло правящие круги США и НАТО к изобретению мифов о якобы возрождающейся «агрессивной» России, которую необходимо сдерживать и контролировать.
Дальнейшее развитие событий показало, что в обозримом будущем проблема сдерживания выходит на центральное место в политике национальной безопасности великих держав. Вашингтон к такому курсу подталкивает необходимость консолидации союзников против усиливающейся России и ведущейся ударными темпами модернизация в Китае, продолжающаяся деятельность Ирана по обогащению урана, сохраняющееся участие американцев в военных конфликтах, что создает нагрузку на вооруженные силы. В этих условиях стратегии сдерживания противников превращаются в заметный компонент американской национальной и международной безопасности во все более многополярном мире. Генеральный секретарь НАТО Йенс Столтенберг на саммите военно-политического блока в Брюсселе заявил, что в альянсе замечают все более активное сотрудничество России и Китая, которое представляет ” новое измерение и серьезный вызов”.
По оценкам США решающие импульсы развитию такой тенденции придаёт наращивание Москвой и Пекином военной мощи. Рост этот оказался более значительным, чем прогнозировали американские стратеги, что бросает вызов традиционным американским методам сдерживания путем наказания. В США исходят из того, что снижению эффективности этого вида сдерживания в ближайшие годы будут способствовать следующие факторы.
Во-первых, огромное количество конкурентов, которых США должны сдерживать, существенно наращивает нагрузку на дипломатию и военных. Вместо того, чтобы вести борьбу с одним крупным идеологическим и военным противником, каким являлся СССР, Соединенные Штаты должны одновременно бороться с несколькими могущественными соперниками, двое из которых (Россия и Китай) обладают внушительными ядерными арсеналами, располагают значительными обычными вооруженными силами, а КНР быстро набирает относительную экономическую и политическую мощь.
Это снижает общее военное превосходство США и ставит под сомнение существенную часть ресурсов американского расширенного сдерживания.
В-третьих, что наиболее важно, соперники Америки якобы разрабатывают тактику уклонения от ответного сдерживания, рассчитанную на то, чтобы в ограниченной войне избежать приведения в действие пусковых механизмов расширенного сдерживания.
Трансформация доктрин ядерного сдерживания и принуждения
По оценкам американских специалистов, для России такая ограниченная война может быть связана с вторжением на суше, а для Китая – это ползучая милитаризация морских зон. Оба метода действуют ниже порога сдерживания наказанием и рассчитаны на то, чтобы поставить противника перед свершившимся фактом захвата определенных территорий. Такие методы создают серьезные проблемы для сдерживания посредством наказания, которое основывается на том, чтобы агрессия была идентифицируемой и, следовательно, наказуемой.
В условиях ограниченных масштабов военных действий доктрина сдерживания наказанием быстро переходит в принуждение, когда приходится не просто «отговаривать» агрессора, но и вытеснять его и вынуждать отступить от свершившегося ограниченного, скрытого завоевания. Как утверждал Томас Шеллинг, американский лауреат Нобелевской премии 2005 года по проблемам конфликтов и исследователь теории сдерживания, «принуждение как угроза, направленная на то, чтобы заставить противника что-то сделать» по своей сути сложнее сдерживания, построенного на «угрозе помешать ему начать что-либо».
Ограниченная война смещает психологическое бремя конфликта – опасение перед возмездием – с агрессора и перекладывает его на плечи защитника – опасения вызвать эскалацию военного конфликта. Подобная дилемма создает ситуацию, когда оба варианта нежелательны (оба хуже!), и выбор происходит по принципу «меньшего зла», что фактически ставит обороняющегося в положение, когда он постоянно недостаточно реагирует на неоднозначные провокации (и тем самым теряет контроль над стратегически важными пространствами по умолчанию) или реагирует чрезмерно (и рискует войной).
Роль сдерживания посредством отрицания
Вашингтон рассматривает два основных способа сдерживания противника:
2. На фоне снижения возможностей сдерживания путем наказания в США активно разрабатывается доктрина, получившая название «Сдерживание путем отрицания» (Deterrence by Denial), рассчитанная на то, чтобы создать физические препятствия противнику, затруднить ему достижение своей цели. Эффективность этой формы сдерживания также зависит от опасения, связанного с издержками, которые будут понесены противником во время акта агрессии в том месте, где она произойдет. Сдерживание путем отрицания рассчитано на то, чтобы сделать агрессию невыгодной, затруднить захват цели и усложнить ее удержание. Как утверждает А. Весс Митчелл – президент Центра анализа европейской политики (CEPA), внешнеполитического института, занимающегося центрально-восточной Европой, с офисами в Вашингтоне и Варшаве, противнику образно говоря следует дать проглотить «горькую пилюлю», которую он не сможет переварить.
Американский политолог М.Герсон считает, что «если сдерживание не удается, отрицание предлагает контроль, а не продолжение принуждения… с наказанием, и противнику остается решать, какие шаги еще нужно принять для достижения поставленной цели. С отрицанием выбор удаляется».
Сдерживание путем отрицания может эффективно использоваться небольшими государствами, но оно также может применяться и в расширенной форме великой державой для защиты ключевых участков местности или более слабых союзников, либо как отдельная стратегия, либо в тандеме со сдерживанием наказанием. Важное место отводится многоуровневому сдерживаю отрицанием в киберпространстве.
В рабочем документе американского стратегического исследовательского центра РЭНД отмечается, что «сдерживание отрицанием направлено на сдерживание нежелательных действий противника, путем демонстрации ему надежной возможности помешать достичь потенциальных выгод, достаточных для мотивации его действия». Важным элементом стратегии является повышение цены атак для противника.
В своих отношениях с Россией, США рассматривают три способа, с помощью которых рассчитывают добиться расширенного сдерживания России путем отрицания.
Первая форма сдерживания состоит в том, чтобы создать условия, при которых территорию союзника или её часть было труднее захватить. Сегодня Вашингтон под предлогом якобы растущей агрессивности России стремится достичь этого путем расширения НАТО, придания альянсу наступательных способностей, поставок летальных вооружений союзникам и некоторым партнерам.
Третья форма сдерживания путем отрицания – сделать союзника или территорию, о которой идет речь, в социально-экономическом и промышленном отношениях сильнее, чем у атакующего. В отличие от вышеупомянутых методов, которые сосредоточены на военном наказании за нападение, эта форма сдерживания является долгосрочной и в основном построена на экономических факторах. Поскольку главная цель потенциального агрессора – ослабить и разорвать союзы, то отрицанию такой цели может способствовать укрепление связей между страной-мишенью и ее покровителем. Расширенное сдерживание наиболее эффективно, когда военные отношения между двумя государствами подкрепляются экономическими связями, особенно в стратегических отраслях, предоставлением инвестиций для создания стратегических отраслей промышленности и коммуникаций, а также для стимулирования экономического роста.
Таким образом, доктрина сдерживания посредством отрицания носит очевидную антироссийскую направленность и построена на формировании в соседних с Россией государствах мощной русофобской составляющей, охватывающей все сферы общественной жизни страны. Важное внимание уделяется получению через механизмы публичной дипломатии возможности влиять на сознание населения в нужном для Вашингтона направлении.
Американские военные теоретики (корпорация РЭНД, а также политологи Дэвис П.К., Митчелл А.В., Герсон М.С., Вилнер А. С. и Венгер А. и ряд других) считают, что если сдерживание посредством наказания оставляет некоторую передовую территорию без защиты и, таким образом, допускает определенную жертву, то сдерживание посредством отрицания стремится сделать завоевание цели совершенно непривлекательной перспективой. Две формы сдерживания не исключают друг друга, а их сочетание укрепит доверие к обеим. Вашингтон исходит из того, что способность наказывать при использовании местных средств сопротивления создает благотворный цикл, сообщая союзнику, что самооборона не безнадежна, и агрессору, что ему, возможно, придется заплатить двойную цену за любые выгоды, которые может принести его агрессия.
Союзы как инструменты отрицания
В рамках интеграции методов отрицания в свою более широкую систему сдерживания, основанную на наказаниях, Соединенные Штаты используют альянсы с небольшими государствами, у которых путем дипломатических манипуляций и создания надуманных угроз пытаются сформировать антироссийскую и антикитайскую мотивацию во внешней политике.
С этой целью США активно привлекают НАТО и союзы в Азии в качестве инструментов для подрыва позиций и формирования устойчивого неприятия попыток России и Китая, которые якобы предпринимаются с целью установить контроль над стратегически важными регионами. Стратегия Вашингтона может включать все три формы сдерживания путем отрицания, направленные прежде всего против указанных государств.
В соответствии с инструкциями Вашингтона в рамках доктрины сдерживания отрицанием азиатские союзники Америки, находящиеся на архипелаге, могут использовать морские мины, подводные лодки и все более совершенные ракетные комплексы, чтобы превратить узкие водные пути региона в механизмы закупорки, препятствующие развертыванию военно-морских сил Китая.
По расчетам США, как в Европе, так и в Азии стратегия стимулирования и организации сетей внутри- и межрегионального сотрудничества в стратегических отраслях промышленности и НИОКР в долгосрочной перспективе сделает ткань союзнических границ более плотной и трудно проницаемой для потенциального агрессора.
Доктрина сдерживания посредством отрицания в арсенале дипломатии США
Не смотря на угрожающую реальность применения доктрин сдерживания, в России исследования по этой тематике приоритетными не являются. Можно назвать очень мало работ, систематически изучающих теорию и стратегию отрицания в современных условиях безопасности.
За рубежом эта тема основательно прорабатывается на концептуальном уровне. Авторы изданной в 2021г. в США книги «Сдерживание посредством отрицания: теория и практика» показывают, что сдерживание путем отрицания снижает предполагаемую выгоду, которую планируемое действие, как ожидается, принесет противнику, что обусловливает притягательность такого инструмента для политиков, дипломатов и военных.
При принятии решений принимаются во внимание как затраты, так и выгоды, поэтому, в то время как наказание манипулирует поведением, увеличивая затраты, отрицание работает, лишая благ.
В этом контексте работа А. Вилнера и А. Венгера отражает взгляды американского истеблишмента исключительно на перспективах сдерживания посредством отрицания, преодолевая теоретический разрыв, который сохраняется между классической теорией стратегического ядерного сдерживания и современной небезопасностью. Книга значительно продвигает науку о сдерживании путем отрицания с помощью эмпирически обоснованных и актуальных для политики статей, написанных ведущими международными учеными в области классической военной агрессии, противоракетной обороны, терроризма, организованной преступности и кибербезопасности.
Многие американские специалисты считают, что включение отрицания в расширенную систему сдерживания, применяемую США, способно дать Соединенным Штатам важные преимущества и стратегическом плане позволит сосредоточить ограниченные ресурсы в тех местах, где наиболее вероятно возникновение конфликта. Технологически это сыграло бы важную роль в совершенствовании многих новых областей конкурентоспособности Америки, в том числе в оборонительных вооружениях, таких как ракеты воздушного и морского базирования, которым отдается предпочтение в третьей форме сдерживания путем отрицания.С точки зрения защиты, это обеспечило бы инструменты, которые в случае неудачи сдерживания легче использовать для борьбы и победы в конфликте, чем те, которые используются для наказания.
С другой стороны, систематически укрепляя возможности союзников и партнеров по противодействию на передовой линии соприкосновения с противником, Соединенные Штаты получают дополнительную возможность сконцентрировать свои собственные ресурсы на разработке более совершенных систем оружии сдерживания путем наказания. Одновременно усиление возможностей сопротивления союзников также укрепило бы и прояснило спусковые механизмы сдерживания посредством наказания и помогло бы сделать расширенное сдерживание в целом более устойчивым против угроз гибридной войны.
Усиление акцента на доктрине сдерживания путем отрицания в стратегии США также имеет политическую и дипломатическую выгоду для НАТО в контексте отношений с Москвой. Не секрет, что союзники по НАТО и особенно прифронтовые государства в Европе испытывают недоверие к США, которые чрезмерно полагаются на сдерживание наказанием и угрозой возмездия. В отличие от возмездия, которое во временной перспективе может показаться неопределенным и неподконтрольным защищаемому государству, отрицание является немедленным и отвечает очевидным интересам союзника, который, следовательно, имеет сильные стимулы для противоборства с врагом в условиях непосредственной угрозы подвергнуться нападению. В то время как упование в первую очередь на сдерживание путем наказания со стороны заморского покровителя может ослабить альянс, что приведет к опасениям быть оставленным или быть просто козырем на переговорах с Москвой. Кроме того, совместные инвестиции США и союзника в создание потенциала сдерживания путем отрицания, укрепляют единство альянса. Все более широкое использование социальных сетей, социальных сетей, обмена сообщениями в социальных сетях и мобильных устройств открывает теперь новую область: когнитивную войну.
Теория сдерживания посредством отрицания открывает новые возможности сдерживания для новой области: когнитивной или как ее еще называют «ментальной войны», войны за сознание широких масс населения в которой человеческий разум становится полем битвы.
Цель состоит в том, чтобы изменить не только то, что люди думают, но и то, как они думают и действуют, навязать им нужную идеологию. Решением этой задачи уже много лет занимаются на Украине США и их союзники, в существенной мере преуспев в создании русофобской, националистической прослойки населения. Наращивается информационно-психологическое влияние через инструменты общественной дипломатии США и НАТО в странах СНГ. В России когнитивная война нацелена на своеобразное «размягчение» духовно-нравственного стержня прежде всего русского народа как государственно образующего, на внесении раскола в многонациональное российское общество.
Секретарь Совета Безопасности РФ Н.П. Патрушев считает, что защита традиционных духовно-нравственных ценностей, культуры и исторической памяти является одним из главных приоритетов. “Будущее России, помимо материального благополучия ее граждан, зависит и от того, как нам удастся сохранить духовность и нравственность, традиции, передать молодому поколению память о героическом прошлом их предков”.
Информационное пространство станет одним из ключевых приоритетов новой редакции стратегии национальной безопасности России, в свете появления новых гибридных угроз, среди которых:
Более активное проявление этих угроз обусловило необходимость формирования нового стратегического национального приоритета — информационной безопасности. Его реализация должна обеспечить суверенитет страны в информационном пространстве и послужить важным инструментам противодействия гибридной войне.
В стратегиях Запада больший упор на сдерживание путем отрицания делается с расчетом на то, что противник заплатит высокую цену за агрессию в том месте, где она происходит.
Повышенное внимание уделяется также повышению способности сдерживать гибридных игроков в серой зоне используя широкий спектр возможностей. О новых угрозах серой зоны говорят отечественные и зарубежные ученые. В то время как устойчивость была бы важным элементом подхода «сдерживание путем отрицания», США и их союзники понимают, что необходимо также гибко применять «сдерживание путем наказания». Сдерживание посредством наказания направлено на изменение враждебного поведения, влияя на расчет рентабельности действий потенциального противника.
Сдерживание посредством отрицания в киберпространстве
Наряду с вопросами использования сдерживания посредством отрицания в традиционных сферах внешней политики государства, в последние годы существенно возросла значимость многоуровневого сдерживания в киберпространстве. Такой вид сдерживания отрицанием основывается на трех уровнях – формировании поведения, отказе в выгодах и наложении затрат – все они работают согласованно, чтобы предотвратить агрессивные действия со стороны противников. Сдерживание посредством отрицания, то, что Джозеф Най называет отрицанием защитой, – это попытка затруднить противнику достижение цели или увеличить затраты. Чтобы быть эффективным, сдерживание посредством отрицания должно сделать цену агрессии «невыгодной, поскольку цель будет труднее захватить, труднее удержать или и то, и другое». Тем не менее, стратегия сдерживания путем отрицания или приоритет защиты и устойчивости в киберпространстве до сих пор отсутствует в стратегиях кибербезопасности многих государств.
Следует учитывать, что мере того, как государство становится все более зависимым от кибернетической сферы, крайне важно лишить противников возможности ослабить эти элементы национальной мощи или разрушить их во время кризиса. Такому подходу способствуют ряд новых факторов, связанных с развитием кибернетики.
Во-первых, нет взаимной уверенности в разрушении инфраструктуры. Например, океаны не защищают США от киберугроз, а сама проблема для американцев приобретает все больше двусмысленности и больше неопределенности в связи с ростом числа субъектов, обладающих киберпотенциалом, включая преступников и других субъектов, которых с меньшей вероятностью можно сдержать за счет наложения затрат. В киберпространстве акторы формируют сложные структуры линии связи между которыми не ясны.
Несовместимость динамики ядерного и обычного сдерживания в применении к киберпространству привела к тому, что подавляющее внимание уделяется сдерживанию противников путем демонстрации потенциально сильной военной реакции на нападение в киберпространстве или наложения затрат и последствий на действия противника постфактум. Но ни одна из этих мер не остановила волну угроз и, возможно, даже усугубила ее – придавая смелости противникам и отвлекая ресурсы или ограничивая усилия по обеспечению безопасности и устойчивости, которые могли иметь более существенное влияние на расчет затрат противников.
Сдерживание путем отрицания в киберпространстве должно подчеркивать важность создания защитного потенциала и устойчивости для противодействия атакам, при этом сосредоточивая усилия непосредственно на защите и сохранении национальных активов, которые составляют основу национальной мощи, или системно важной критически важной инфраструктуры. Активы – это организации, разрушение которых приведет к каскадным сбоям и поставит под угрозу целостность вооруженных сил, экономики, правительства и общества, а также сделает государство бессильными во время кризиса. В этом контексте стратегия киберсдерживания путем отрицания должна признавать и воплощать три ключевых принципа.
Во-первых, стратегия должна быть построена на основополагающем принципе, согласно которому жизнестойкость, а не только строгое предотвращение, имеет решающее значение для лишения противников преимуществ. В киберсфере стратегия сдерживания путем отрицания должна строиться на этой концепции устойчивости или способности противостоять атакам и быстро восстанавливаться после них. Это требует выявления активов, функций и организаций, подвергающихся наибольшему риску нападений и сбоев, и обеспечения непрерывности их функционирования и устойчивости в мирное время и в условиях кризиса. Обеспечение непрерывности этих функций имеет решающее значение для отказа противникам как в выгодах от сбоев в киберсистемах, так и подрыва уверенности в том, что их операции могут быть использованы для достижения последствий, которые могут вынудить, сдержать, сдержать или иным образом сформировать политику государства в кризисе.
Повышение устойчивости в основном будет вращаться вокруг выявления и снижения рисков и обеспечения потенциала для оказания помощи в реагировании и восстановлении киберсистем. Необходимо создать дополнительные ресурсы для проведения надежных оценок рисков и взаимозависимостей на национальном уровне. Целесообразно, например, кодифицировать отраслевые агентства по управлению рисками и создать пятилетний национальный цикл управления рисками, чтобы сформировать всеобъемлющую национальную стратегию управления рисками, а также предусмотреть необходимое планирование, чтобы противостоять кризисам в киберсфере, которые подорвали бы национальную экономику.
Во-вторых, стратегия должна признать и отразить, что киберпространство отличается от обычных областей конфликтов и конкуренции. В киберконфликтных ситуациях и глобальной конкуренции киберпространство – это поле битвы. В отличие от других областей – суши, моря, воздуха и космоса – оно полностью создано руками человека и поэтому готово для манипулирования способами, которыми не действуют в других областях.
Следовательно, киберсдерживание путем отрицания должно быть сосредоточено на построении киберсистемы таким образом, чтобы в буквальном смысле слова исключить из схем ведения политики и бизнеса тех, кто может причинить вред. Следует иметь в виду, что стратегия сдерживания путем отрицания должна формировать поле битвы за счет уменьшения уязвимостей, которые используют наши противники и которые присущи технологиям, людям и процессам, составляющим киберсистему.
На протяжении почти всего времени существования киберпространства его создание в значительной степени определялось рыночными силами. Во многих случаях подобная работа в условиях рынка приносила положительные результаты. Постоянный шквал кибератак привел к созданию совершенно новых отраслей для управления инцидентами и смягчения их последствий, а также побудил поставщиков интернет-услуг улучшать свои предложения по обеспечению безопасности. Однако не везде рыночные силы в значительной степени смогли обеспечить адекватную безопасность продуктов и стимулировать более эффективные меры безопасности со стороны компаний.
Наконец, стратегия должна воплощать идею о том, что в киберпространстве создание лучшей национальной киберзащиты – сдерживание наших противников за счет отказа в выгоде при ведении бизнеса – в основном является деятельностью частного сектора, и правительство должно сосредоточиться на тех областях, в которых оно имеет сравнительные преимущества и может играть вспомогательную роль.
Частный сектор в США не просто владеет подавляющим большинством критически важной киберинфраструктуры; он отвечает за большинство ключевых решений и действий по подготовке, реагированию и восстановлению после киберинцидентов – как в отношении того, чем владеет частный сектор, так и в отношении продуктов и услуг, которые он предоставляет, которые составляют саму киберсистему. В этом контексте правительство во многих случаях играет вспомогательную роль в обеспечении безопасности и обороны и не является главным действующим лицом.
Есть две группы из частного сектора, которые заслуживают особого внимания для обеспечения безопасности.
Первый – это те, кто предоставляет инфраструктуру информационных и коммуникационных технологий, в том числе провайдеры интернет-услуг, хосты данных и другие. Эти организации имеют уникальные возможности для реализации мер безопасности, масштабируемых по всей экосистеме.
Вторая важная группа – это те, кого называют системно важными поставщиками критически важной инфраструктуры. Это субъекты, владеющие активами и управляющие ими, от которых в более широком смысле зависит остальная часть экономики, правительства и общества. Эти субъекты часто становятся мишенью для национальных государств, и, несмотря на все усилия субъектов, они будут скомпрометированы. В интересах государства поощрять, стимулировать, и иногда требуется, чтобы частный сектор наращивал потенциал и устойчивость, чтобы оба могли работать вместе для защиты от наиболее серьезных угроз. Отказ или нарушение работы этих объектов становится проблемой для национальной безопасности государства, поэтому обеспечение их надежного функционирования должно быть наивысшим приоритетом.
Некоторые выводы для России
Доктрины стратегического ядерного и неядерного сдерживания, принуждения и сдерживания путем отрицания от Восточной Европы до Западной части Тихого океана направлены в первую очередь против России и Китая под предлогом ограничить надуманные намерения этих и некоторых других государств осуществить пересмотр статус-кво.
Сочетание возможностей доктрин направлено на то, чтобы увеличить непосредственные затраты и сложности якобы планируемого захвата и удержания территории. Фактически использование такого механизма имеет целью укрепление военно-политической гегемонии Соединенных Штатов за счет более плотного привлечения союзников и партнеров к американским внешнеполитическим авантюрам. В США и НАТО важное внимание уделяется совершенствованию использования технологий сдерживания отрицанием в киберпространстве.
Обнаружив в начале XXI века, что Россия заявляет о себе как великая держава с ясно определенными национальными интересами, Вашингтон сделал ставку на доведение американо-российских отношений до состояния максимальной напряженности по всем фронтам и направлениям: политическом, дипломатическом, экономическом, социально-идеологическом (приобретающем национал-расистские черты), агрессивном киберинформационном, русофобско-пропагандистском, разведывательно-подрывном, военно-силовом, при этом сохраняя тенденцию количественного и качественного наращивания войск и усиления других видов давления в непосредственной близости от границ Российской Федерации.
Правящие элиты этих государств, похоже, не задумываются над предостережением известной русской пословицы: «Коготок увяз — всей птичке пропасть» — стоит поступиться чем-то, начать какое-либо предосудительное дело, как, втянувшись, уже не сможешь из него выпутаться и можно оказаться в более худшей ситуации.
Синергия доктрин сдерживания, принуждения и сдерживания отрицанием рассчитана на то, чтобы одолеть нас по возможности без непосредственного крупномасштабного вооруженного столкновения, распылить и ослабить потенциал России, добиться ее развала и перехода под внешнее управление.
Российская Федерация сталкивается с рядом проблем в новых областях конфликта. Эти области могут возникнуть в результате внедрения новых и революционных технологий и стратегий сдерживания. Например, новые угрозы в области космоса и кибернетики возникли в результате разработок ракет, спутников, вычислительной техники, телекоммуникаций и технологий межсетевого взаимодействия.
Все более широкое использование социальных сетей, социальных сетей, обмена сообщениями в социальных сетях и мобильных устройств открывает новые возможности для новой области: когнитивной войны, в которой человеческий разум становится полем битвы. Цель состоит в том, чтобы изменить не только то, что люди думают, но и то, как они думают и действуют. Технологии когнитивной войны при успешном ведении формируют и влияют на индивидуальные и групповые убеждения и поведение, способствуя достижению тактических или стратегических целей агрессора. В своей крайней форме когнитивная война может расколоть и раздробить все общество, так что у него больше не будет коллективной воли противостоять намерениям противника. Противник мог бы подчинить себе общество, не прибегая к прямой силе или принуждению.
Противодействие технологиям борьбы за сознание граждан своего государства, союзников и партнеров представляет собой важное направление в контрстратегии гибридной войны, требующей системного и координированного ответа на угрозы. В этом контексте своевременным шагом в правильном направлении является инициатива президента В.В. Путина о поддержке изучения русского языка в странах СНГ.
Угрожающая реальность спектра новых вызовов и угроз России делает необходимой разработку комплексной программы противодействия, разработанной на основе единой методологии оценки и анализа синтеза доктрин сдерживания, принуждения и сдерживания отрицанием, воплощенных в стратегии гибридной войны, ставшей одним из важных факторов межгосударственной борьбы и связанной с комбинированным применением силовых и несиловых методов и средств ее ведения.
Важным ориентиром при развертывании такой работы служит стратегическая культура государств-участников геополитического противоборства, которая представляет собой совокупность стереотипов устойчивого поведения соответствующего субъекта при масштабном по своим политическим задачам и военным целям применении военной силы, в том числе при подготовке, принятии и реализации стратегических решений.