Что означает растекаться мыслью по древу
Растекаться мыслью по древу
Растекаться мыслью по древу
Неверно переведенная строка из памятника древнерусской литературы «Слово о полку Игореве», которая тем не менее в современном русском языке живет своей, самостоятельной жизнью.
В «Слове» сказано: «Боян веший, если кому-то хотел сложить песнь, растекался мысию по дереву, серым волком по земле, сизым орлом под облаками».
«Мысь» в переводе со старославянского «белка». Соответственно автор говорит, что Боян, складывая песнь, охватывал мысленным взором весь мир — бегал белкою по дереву, серым волком — по земле, летал орлом под облаками.
Примечательно, что, например, в Псковской губернии еше в XIX в. белку называли именно так — «мысью».
Иносказательно: вдаваться в ненужные подробности, отвлекаться от основной мысли, затрагивать разные, побочные, подобно ветвям дерева, темы и т. д. (шутл.-ирон.).
Смотреть что такое «Растекаться мыслью по древу» в других словарях:
Растекаться мыслью по древу — См. разглагольствовать … Энциклопедический словарь по психологии и педагогике
растекаться мыслью по древу — Не уметь сказать о чём л. по существу, отвлекаться на ненужные детали, подробности (из Слова о полку Игореве ) … Словарь многих выражений
растекаться мыслью по древу — См. разглагольствовать … Культура речевого общения: Этика. Прагматика. Психология
Растекаться мыслью (мыслию) по древу — Книжн. Впадать в ненужное многословие, вдаваться в излишние подробности, отвлекаться от основной мысли. БТС, 283; Мокиенко 1986, 73 … Большой словарь русских поговорок
мысленъ — Мыслен мысленъ, а, о (1) ● Мыслено древо: О Бояне, соловію стараго времени! а бы ты сіа плъкы ущекоталъ, скача, славію, по мыслену древу, летая умомъ подъ облакы, свивая славы оба полы сего времени. 6. Ср. А. Н. Майков („Сл. о п. Иг.“. Несколько… … Словарь-справочник «Слово о полку Игореве»
Слово о полку Игореве — Титульный лист первого издания (1 … Википедия
Old East Slavic — рѹсьскъ rusĭskŭ Spoken in Eastern Europe Era developed into the various East Slavic languages Language family Indo … Wikipedia
варианты фразеологических единиц — Фразеологизмы с переменным составом компонентов, но с одним и тем же значением и одинаковой степенью семантической слитности. Чаще всего переменным компонентом является глагол, затем имя существительное, имя прилагательное и т. д. Болеть душой… … Словарь лингвистических терминов
History of the Russian language — The history proper of the Russian language dates from just before the turn of the second millennium.Note. In the following sections, all examples of vocabulary are given in their modern spelling.Historical developmentKievan period and feudal… … Wikipedia
АЛЛЮЗИЯ — (от лат. alludere намекать). Фигура риторическая, заключающая намек на какой нибудь предмет, не названный прямо. Словарь иностранных слов, вошедших в состав русского языка. Чудинов А.Н., 1910. АЛЛЮЗИЯ [фр. allusion намек Словарь иностранных слов русского языка
ПРАВДИВАЯ СЕНСАЦИЯ: Чем или кем в древности «растекались по древу»: мыслью или… мысью? Как ошибочно переведенная фраза из знаменитого «Слово о полку Игореве» стала причиной возникновения… обратного по смыслу выражения!
В сегодняшней разговорной речи это старинное выражение можно услышать довольно часто. В современном языке оно означает — впадать в ненужное многословие, вдаваться в излишние подробности.
Правда, остается непонятным, почему мыслью надо растекаться именно «по древу», то есть «по дереву»? Что это за странное занятие такое?
Для начала давайте вспомним, откуда это выражение пошло. Его первоисточником являются строки из знаменитого памятника русской литературы XII века «Слово о полку Игореве». Вспоминая жившего столетием раньше прославленного певца Бояна, безымянный автор «Слова» говорит: «Боян вещий, если кому хотяше песнь творити, то растекашется мыслию по древу, серым волком по земле, сизым орлом под облака».
Заметим, во-первых, что речь здесь идет о свободном полете мысли, о вдохновенном поэтическом слове, а отнюдь не о пустом многословии. Однако смысл выражения по-прежнему неясен. Можно, конечно, предположить, что Боян «мыслию» растекался по аллегорическому «древу вдохновения». Но что-то уж очень сложная метафора получается — совсем не из того времени.
И еще один момент обращает на себя внимание: во втором и третьем случае поэт говорит о живых существах, волке и орле, а начинает почему-то с мысли. Хотя согласно поэтической образности всей фразы, вместо мысли тоже должно упоминаться какое-то животное, прекрасно лазающее по дереву.
Все встанет на свои места, если вспомнить, что «мысь» — по-старославянски «белка» (кстати, очень созвучно со словом «мышь», на которую белка в чем-то похожа — ред.). При замене «мысли» на «мысь» смысл выражения становится совершенно ясен: автор «Слова о полку» хотел сказать, что Боян в своем песенном творчестве чувствовал себя так же свободно, как белка — на дереве, волк — на земле, а орел — в небе!
Известно, что «Слово о полку Игореве» дошло до нас в поздних списках, и весьма вероятно, что какой-то не шибко грамотный переписчик просто переосмыслил непонятное ему слово «мысь», превратив его в «мысль». А исправить эту ошибку теперь ох как трудно. Скажете правильно: «растекаться мысью по древу» — так ведь никто вас не поймет, а пожалуй, еще и на смех поднимут.
Одно из многочисленных «темных мест» в «Слове о Полке Игореве»:
Вот то самое, чем растекается вещий певец Боян по древу, и вызывает споры уже почти два века.
То ли мысию — то бишь белкой, и тогда ряд выстраивается вполне логичный — белка-волк-орел.
То ли мыслию — мыслью, и именно этот вариант употребил первый переводчик, невольно создав новое устойчивое выражение русского языка.
И все-таки основную роль играет существительное «мысь» (якобы именно поэт Жуковский сделал неверный перевод: «мысь» (др-рус. «белка») принял за «мысль»).
Есть мнение, что не переводчик ошибался, просто в рукописи было неясно написано, но проверить невозможно, так как она сгорела в московском пожаре 1812 — одна из самых досадных утрат в истории литературы Руси!
А вот как выглядят растекшиеся по древу «мыси» )))
Почему произошла замена слова и изменение смысла?
Не только это слово, но и множество слов и выражений в произведении истолковано не правильно, и на это есть свои причины:
Произведение было написано столь давно, что язык мог неузнаваемо измениться.
Было написано без пробелов между словами, в те времена так было принято.
Сам оригинал не дошел до нас, а дошли только копии, которые, в свою очередь, были сделаны так же с копий. Так что, оно уже имело «ляпы», дошедшие до наших дней.
Самих переводов слова уже более сотни.
One Comment
Век живи — век учись! Вообще, лукавый очень любит искажать смысл слов. Из-за этого среди людей возникают иногда очень большие конфликты. Говорят часто об одном, но смысл в конкретные термины каждый вкладывает разный — отсюда и средостения!
Растекаться мыслью по древу
Растекаться мыслию по древу (значение фразеологизма) — беспорядочно переходить от одного к другому в мыслях, словах.
Выражение из «Слова о полку Игореве» (произведение конца 12 века). Так, Слово, в переводе на современный язык поэта Жуковского Василия Андреевича (1783 – 1852), начинается с:
«Не прилично ли будет нам, братия,
Начать древним складом
Печальную повесть о битвах Игоря,
Начаться же сей песни
По былинам сего времени,
А не по вымыслам Бояновым.
Если песнь кому сотворить хотел,
Растекался мыслию по древу.
Серым волком по земле,
Сизым орлом под облаками.»
Точно также эту фразу перевел поэт Заболоцкий Николай Алексеевич (1903 – 1958).
Многих исследователей смущала фраза оригинала текста — «растекашеся мыслію по древу, серымъ вълкомъ по земли, шизымъ орломъ подъ облакы». В 1833 году Н. А. Полевой предположил, что под «мыслію» имеется в виду какой-нибудь зверь или птица, так как в тексте имеется явная постепенность сравнений: облака, земля, дерево — орёл, волк, мысль (Полевой Н. А. Рец. на кн.: Песнь ополчению Игоря Святославича… (А. Вельтмана)] // Моск. телеграф. 1833. Ч. 50. № 7. Апр. С. 419—440.).
В 1854 году Н. П. Корелкин предположил, что фраза «растекашеся мыслію по древу» является опиской, а в тексте имеется в виду не «мысль», а «мысь». Мысью же, по мнению Н. П. Корелкина, в Опочецком уезде Псковской губернии называют белку, или векшу (Карелкин Н. П. (Рец.): «Игорь, князь Северский»: Поэма / Пер. Николая Гербеля // ОЗ. 1854. Т. 93, № 3. Отд. 4. С. 1—11.). Большинство исследователей «Слова о полку Игореве» согласились с Корелкиным.
В то же время, в русский язык фраза вошла в обиход в значении мысль. И до сих пор мы так говорим про тех, кто говорит долго, нудно и перескакивая с темы на тему.
В словарях
Растекаться мыслию по древу (книжн.ирон.) — беспорядочно переходить от одного к другому в мыслях, словах ( Толковый словарь русского языка Ожегов С.И., Н. Ю. Шведова, 1992 г., к слову «древо» ).
Мыслью по древу — вот бы удивился сказитель
На днях в очередной раз услышал, как один джентльмен говорил другому: «Давай не растекаться мыслью по древу, ближе к теме». Джентльмен хотел культурно сказать: «кончай гнать пургу, базарь конкретнее». Но он искренне заблуждался.
В летописные времена глагол «течь» употреблялся в значении «бежать». Да он и сейчас часто так употребляется. Вспомните, как в детстве кричали «утекай!», когда появлялся хозяин фруктового сада или маньяк в подворотне. Это, как говорится, кто где гулял. Да и реки у нас с переменным успехом то текут, то бегут. Вспомните: «… издалека долго течёт река Волга». Или: «Бежит река, в тумане тая…» А ручей, так и вовсе делает это одновременно: «Течёт ручей, бежит ручей, и я ничья, и ты ничей…»
Что же касается существительного «мысь», то оно означало не «мысль», а «белка». Зверёк такой шустрый. Он на картинке в начале статьи нарисован. Так что знакомьтесь, это и есть мысь.
Ну а «древо», — оно и в Африке древо. Пока не появится какой-нибудь затейник Джузеппе и не сделает из него подарок для папы-Карло.
Так что, когда в знаменитом «Слове о полку Игореве» говорилось, что:
«Боян бо вещий, аще кому хотяше песнь творити, то растекашется МЫСИЮ по древу, серым волком по земли, шизым орлом подоблакы…»
имелось в виду совсем не то, что сказитель начинал впадать в старческий маразм. Наоборот, он шустро пробегал внутренним взором по уголкам своей памяти, рассматривая предмет во всех подробностях.
Сложившееся же сейчас искажённое понимание смысла этой фразы стало следствием наложения двух процессов. Частично это результат тяжких трудов переводчиков с летописного языка на старославянский, а потом и на текущую версию русского языка. Ну а по большей части — это результат забывания нами исконных значений и смыслов слов. Вот и растекаемся мы мыслью по древу, вместо того, чтобы шустро пробегать по ветвям памяти.
Не пора ль нам, братия, растечься мыслию по древу?
В комментариях меня попросили прокомментировать ситуацию с выражением «растекаться мыслию по древу». Вообще, история эта довольно известна и уже многократно описана, в том числе в Википедии. Я лишь попытаюсь сделать это чуточку более занудно подробно.
Фраза эта пришла к нам, конечно, из Слова о полку Игореве:
Боянъ бо вѣщiй, аще кому хотяше пѣснь творити, то растѣкашется мыслiю по древу, сѣрымъ вълкомъ по земли, шизымъ орломъ подъ облакы.
Причём шизый орёл – это не тот, за которым из дурскворечника посылают косяк журавлей-санитаров, а сизый (синевато-серый) в псковской фонетике (хотя есть и нефонетическое объяснение). И, как мы увидим дальше, это немаловажно.
Давайте присмотримся к слову растѣкашется. Для современного носителя русского растекаться может применяться только к жидкостям, но ведь в СПИ этот глагол явно относится не только к мысли, но и к волку с орлом. А ведь волки – не коты, они не жидкие!
Однако в древнерусском глаголу течи был присущ значительно более широкий спектр значений, он означал также «бежать» и «лететь»: Въ оно врѣмя Петръ въставъ тече къ гробу. Это также хорошо видно по другим славянским языкам: словенск. teči, tekati «бежать» польск. uciekać, чешск. utíkat «убегать», укр. тікати и многие другие.
Тогда наш отрывок становится значительно более осмысленным:
Боян мчался мыслью по дереву, серым волком по земле, сизым орлом к облакам.
Тем не менее, смущает, что компоненты пространства однородны: средний слой – дерево, нижний – земля, верхний – воздух, а вот в случае мысль – волк – орёл у нас два вполне конкретных животных и одно абстрактное понятие.
Так, может, и мысль – это нечто иное? Очень может быть, ведь ещё Даль записал псковское словечко мысь «белка».
Значит, если предположить, что при переписывании СПИ вкралась ошибка и мыслию надо читать как мысью (подобные исправления текста называются конъектурами), наш отрывок превращается в:
Ибо Боян красноречивый, если хотел о ком-то песнь сложить, мчался белкой по дереву, серым волком по земле, сизым орлом к облакам.
Значительно осмысленнее, не правда ли? И, надо сказать, ни о каком многословии Бояна здесь речь не идёт, напротив, он выглядит очень динамичным творцом.
При этом я бесконечно далёк от мысли, что нужно срочно отучить употреблять выражение «растекаться мыслию по древу» в значении «быть излишне многословным». Похоже, оно уже закрепилось в фонде фразеологизмов современного русского языка и даже люди, знающие всю эту историю, употребляют его именно так.
Предупреждение: дальше стоит читать только любителям лингвохардкора!
Думаю, стоит уделить больше внимания слову мысь. Откуда оно взялось? Помните ещё шизого орла? Дело в том, что для части псковских говоров характерно весьма специфическое, «шепелявое» произношение сь и зь, близкое к польскому: siano «сено», ziarno «зерно». Именно поэтому ещё в XIX веке А. А. Потебня предположил, что мысь – это мышь в псковской фонетике.
Однако в псковских говорах «шепеляво» произносятся сь и зь, а не ш и ж, то есть мышь, вроде бы, не могло дать мысь фонетически. Кроме того, налицо разница в значении: в этих говорах мышь, мыш или мыша – «мышь», а мысь – «белка».
С опорой на эти аргументы возникла альтернативная версия О. Н. Трубачёва, согласно которой нет никакой нужды в конъектуре и в СПИ мы имеем дело с более старой формой этого слова. Трубачёв реконструировал его праславянскую форму как *mystlь и сопоставил с латинским mustela / mustella «ласка» и осетинским (иронским) мыстулæг «ласка». Это дало ему основание посчитать это слово праиндоевропейским словосложением *mūs «мышь» и *tel- «носиться» [Этимологический словарь славянских языков 21: 52].
У этимологии Трубачёва есть слабые места. Во-первых, латинское и осетинское слова, конечно, восходят к *mūs «мышь», но второго корня там нет, есть лишь суффиксы [de Vaan M. Etymological Dictionary of Latin and the other Italic Languages, 396-397; Абаев В. И. Историко-этимологический словарь осетинского языка 2: 143]. Во-вторых, одной лишь псковской формы (ещё она была записана в Свердловской области, но это территория вторичного заселения) маловато, чтобы считать это слово праславянским. Хотя, конечно, ничего невозможного в этом нет.
Вот такая история. Княземъ слава, а дружинѣ аминь.
Что ещё почитать на тему:
Трубачёв О. Н. Ещё раз мыслию по древу // Труды по этимологии, 2, с. 280-285.
Это зависит от способа приготовления
@klapaucjusz, меня тоже озадачивала троица «мысль, волк, орел». Но я бы не был так уверен, что мысь=белка, имея ввиду следующие слова:
О Бояне, соловію стараго времени! а бы ты сіа плъкы ущекоталъ, скача, славію, по мыслену древу, летая умомъ подъ облакы, свивая славы оба полы сего времени
Хотя, может быть, это просто совпадение.
В любом случае во второй цитате «мысленъ» уже не может иметь отношения к «мышь».
забавно, но о том, что скорее всего имелась ввиду «мысь-белка», а не мысль, я читал несколько лет назад. у Донцовой. не спрашиваете зачем я её читал
Уважаемый @klapaucjusz, тут вспомнили Ваш пост про мысь-белка: #comment_189571300
Возник вопрос: не может ли та же логика myś=белка объяснить возникновение польского myśliwy?
Толковые интернет-словари польского в один голос связывают происхождение с мышлением-думанием. Но это как-то неестественно.
Мне кажется, разделение на myślistwo и polowanie выглядит правдоподобным, учитывая необходимость различать охоту в лесу и гон по полю.
А ещё это может прояснить литовское medžioti/medžioklė как способ именно лесной охоты.
Интересно а не было ли такого что мысль тут именно ласка а не белка?
А меня вот напрягает классический перевод ПВЛ. То самое место, где Олег на Царьград пошел.
«В год 6415 (907). Пошёл Олег на греков, оставив Игоря в Киеве; взял же с собою множество варягов, и словен, и чуди, и кривичей, и мерю, и древлян, и радимичей, и полян, и северян, и вятичей, и хорватов, и дулебов, и тиверцев, известных как толмачи: этих всех называли греки „Великая Скифь“. И с этими всеми пошёл Олег на конях и в кораблях; и было кораблей числом 2000. И пришёл к Царьграду: греки же замкнули Суд, а город затворили. И вышел Олег на берег, и начал воевать, и много убийств сотворил в окрестностях города грекам, и разбили множество палат, и церкви пожгли. А тех, кого захватили в плен, одних иссекли, других замучили, иных же застрелили, а некоторых побросали в море, и много другого зла сделали русские грекам, как обычно делают враги.»
А теперь тупо уставимся на страницу летописи, которую имеем «на руках».
«Скворец» в языках Европы и европейской части России
Языки России на карте показаны без точной географической привязки. Их порядок такой же, как и в столбике в левом верхнем углу.
Польское szpak, русское диалектное, украинское, бел. шпак и чеш. špaček восходят немецкому spatz (“воробей”). Повод глянуть прошлую карту.
Будьте добры, позовите, пожалуйста, Антона Семёновича Шпака. Будьте любезны!
Румынское: от народнолатинского *graulus или *gravulus, из лат. graculus (“галка”), восходящего к праиндоевр. *greh₂-k- (“каркать, хрипеть, квакать”). Родственно фр. grolle.
Ещё один волнующий вопрос: а связан ли кельтский жрец-друид (англ. druid) с ирландским и гэльским скворцом? В пракельтском этот жрец — *druwits (буквально “дубознающий, дубознавец”), от *daru (“дуб”) + *wid-, *windeti (“знать, видеть”). А вот скворец от древнегойдельского существительного ж.р. truit, от пракельтского *trozdis, из праИ-Е *trosdos (“дрозд”); То есть, кельтский скворец— языковой родственник славянского дрозда.
Слово «воробей» в языках Европы
Языки России расположены без точной географической привязки! В круглых скобках — транслитерация, в квадратных — транскрипция.
Воробей: от праславянского *vorbь, родственно литов. и латыш. словам. Вероятно, звукоподражательное. Правда, в балтийских языках корень *virb подвергся сближению со словом на ž (z), вероятно, со «звенеть, звонить». Украинский вариант содержит более редкую протезу на г- (например, горіх = орех).
В скандинавских языках привычный нам домо́вый воробе́й (новолат. passer domesticus) зачастую зовётся серым воробьём. Слова в германских языках восходят к *sparwō, от праиндоевропейского *spḗr (“воробей”) и родственны древнегреч. ψάρ /psár/ (“скворец”).
Латинское passer восходит к праиндоевропейскому *p(e)t-tro- из корня *peth₂- (“летать, лететь”).
Нидерландское слово происходит от средненидерл. mussche и через musca восходит к латинскому muscio, от musca (“муха, мушка”).
Как менялось звучание цифры «два» в индо-европейской группе языков
Слово «ёж» в языках Европы
Языки России расположены без точной привязки к своим ареалам. Не стоит думать, что эрзянский в Обонежской пятине, а кабардинский — в Ростовской области.
Английское — сложение hedge («изгородь, ограда») и hog («кабан, свинья»).
Исландское — сложение broddur (“остриё, шип”) и göltur (“кабан, свинья”).
Датское — сложение двух слов: pind от древнескандинавского pinni («иголка, палка») + svin («поросёнок, свинья»).
Немецкое: через праформы igil и *igil возводят к прагерманскому *igilaz от праиндоевропейского *h₁eǵʰis (“ёж”).
Латинское ēricius — от праиндоевроп. *ǵʰḗr (“ощетиниться”); Когнаты: древнегреч. χήρ /khḗr/ («ёж») и χοῖρος /khoîros/ («свинья»), албан. derr («свинья»).
Возможно, кому-то сложно поверить, но именно к этому латинскому слову восходят слова в романских языках (а ещё в албанском). Непохожесть романских между собой объясняется эволюцией из народнолатинских форм.
Валлийское: вероятно, родственно drain (“игла, колючка, шип ”), из пракельтского *dragino.
Венгерское — от прафинноугорского *śijele (“ёж”), как и финское с эстонским.
Рус. ежевика и укр. ожина («ежевика») — буквально «ежовые ягоды».
Слово «утка» в языках Европы
Языки России расположены на карте схематично
Самец утки — селезень. Виды диких уток называются словами звукоподражательной основы «кряква«, «чирок«.
Английское слово не случайно схоже с глаголом to duck («пригнуться, нагнуться, нырять, увернуться»): они родственны и восходят к староанглийскому *dūcan (“нырять, нырять, пригибаться”) от прагерманского корня *dūkaną. То есть, можно сказать, что duck = нырок.
Другие слова в германских языках восходят к праформе *anadz от праиндоевр. *h₂énh₂t- (“утка”).
Андалузский диалект арабского языка замешан в появлении в исп. и порт. pato, от арабского بَطّ (baṭṭ, “утка”) с первоисточником в персидском — بت (bat, “утка”). Иранские корни находят у древнеармянских բատ (bat) и պատ (pat), а также чечен. бад, но в последнем случае имело место тюркское посредство. Родственны этому кому и южнославянские патица, патка и паток.
А вот греческую утку словари относят к звукоподражательным словам. Похожая ситуация с латышским pīle. Также в современных индоевропейских к звукоподражательному-подзывательному *pī,*pīp возводят болгар. пи́ле (píle, “цыплёнок”) и древнегреч. πῑ́πος (pī́pos, “птенец”).
Венгерское kacsa — славянизм. Предполагается звукоподражательная основа слав. качки. А вот с рум. rață, словен. raca и венг. réce всё чуть сложнее. Хоть и попало они в венг. из славянских, по происхождению, это, возможно, субстратное, родственное албанскому rosa и/или словам в двух романских: фриульскому raze и окситанскому rit.
Валлийское и бретонское слова восходят к пракельтскому *awis, что происходит от индоевроп. *h₂éwis (“птица”). Туда же и латинское avis, и авиация.
Французское canard: от среднефранц. cane (“утка”, а также “плавающий объект, лодочка”) от старофранц. cane (“лодка, судно; водная птица”). Вероятно, через франкское посредство, восходит к прагерм. *kaną (“лодка, судно”).
Жрать или есть.
Сегодня с женой опять сошлись..
Она жрать,Я есть. Начал вспоминать, откуда у меня антипатия к слову жрать. Вспомнил. В конце 80-х, мои родители держали свиней. Зарплаты не хватало,подработать было проблематично,заводили хозяйство. И вспомнилось как мама,с кухни, иногда говорила: Лёня,ты свиньям пожрать дал? Если да,иди садитесь за стол есть..
Ель (ёлка) в языках Европы
Языки России расположены на карте схематично.
Ёлка в русском языке: 1) хвойное дерево 2) новогоднее дерево 3) новогодний утренник. Новогоднее дерево, рождественская ёлка имеют другие названия в языках мира. Например, на исландском — jólatré, на албанском — pema e Vitit të Ri, pema e Krishlindjeve, на немецком — Tannenbaum, на польском — choinka. Непосредственно сербская ель на Балканах зачастую называется оморикой.
Ближайшие родственники славянской ели в балтских языках. В древненовгородском западном и псковском диалектах ель — ёгла, егль; См: деревня Ёглино в Ленинградской области.
Др.-русск. смьрчь («кедр»), церковнослав. смрьчь («можжевельник»). У смереки железобетонной этимологии нет, но довольно заманчивая — от праслав. *smьrděti («смердеть, вонять, сильно пахнуть»). Всё же в этом есть смысл. А вот другая версия связывает слово c арм. մայրի («кедр»), а также с аккадским (šu-ur₂-min₃ /šurmēnu/, “кипарис”) или шумерским (šu-ur₂-me /šurmen/, “кипарис”). По Трубачеву, славянские формы соотносятся со ср.-перс., н.-перс. sarv ‘кипарис’. У лингвиста Младенова представлена связь с лит. smarsas «жир, мазь», др.-исл. smjor «масло, жир», д.-в.-н. smero — то же, нов.-в.-н. schmieren «намазывать». Первоисточник: прагерм. *smerwą (“жир, смазка”).
Швед., норв., датск. и исл. — от древнесканд. grǫn (“ель, сосна”), от прагерм. *granō (“часть колоска, пучок волос, щетина, усы”), от праинд. корня *gʰroH-néh₂-. Когнаты и далёкие родственники: древнеирл. grend (“щетина, борода”), русск. грань.
А вот голландское spar от средненидерландск. sparre (“столб, балка, доска”).
В кои-то веки, в коем-то веке, финно-пермские и саамское слова восходят к одной праформе.
Карта: собака в языках Европы и европейской части России
Собака, пёс без учёта пола собаки. Заметили ошибку — дайте знать. Язык РФ не на своём месте? Смотрим в нижний правый угол.
По Фасмеру, собака — заимствование из иранских языков. Ср: авест. sраkа-, «собачий», sрā «собака», мидийск. σπάκα. Трубачев пишет что, скорее всего мы имеем здесь заимствование из части тюрк., от köbäk «собака». *Köpek — огузское слово, вероятно, родственное старокыпчакскому köbelek ‘пастушья собака’. Некоторые не исключают связи с бабочкой в тюркских языках. Но объяснения связи бабочки и пса там довольно мудрёные.
Пёс: наиболее убедительная версия связывает праслав. *pьsъ с пестротой. Иначе говоря, с пёстрым или пятнистым окрасом животного. Восходит слово к праиндоевропейскому корню *piḱ-, как и санскритское पिशङ्ग piśáṅga, “красноватый, рыжевато-коричневый”.
Английское dog и шотландское dug восходят к древнеанглийскому dogga, docga неясного происхождения. Скорее всего, субстратного. Одно из предположений связывает слово с древнеангл. dox («тёмный, смуглый»). Иная версия выводит dog из древнеангл. dugan («быть хорошим, достойным, полезным»), т.е. собака = полезное животное. Ещё в 14-м веке в Англии домашних собак называли словом hound, а dog относилось лишь к определённым породам — так называли бульдогов и мастифов. В современном языке hound — «гончая».
Германские варианты происходят от праформы *hund, родственной латинскому canis, древнегреч. κύων [kúōn], санскритскому श्वन् [śvan], гойдельскому (предковому для ирл. и шотл. гэльс.к) cú, валл. ci, литовскому šuõ и т.д. И всё это от праиндоевр. корня *ḱwṓ.
Звукоподражанием считается и каталанское gos. Корни исп. perro видят в иберском палеоиспанском языке.
Карта: «небо» в языках Европы
Среднеанглийское ski, skie, sky происходит от древнескандинавского корня ský (“облако”), что восходит к праиндоевропейскому корню *(s)kewH- со значениями “прикрывать; скрывать, прятать, затенять”. Карты для слова «облако» пока нет, но она напрашивается.
А вот латинское caelum, вероятно, наследует праиталийскому *kailom, от праиндоевропейского *keh₂i-lom (“весь, целый, полный”). А в таком случае, романское небо роднится с русским целый.
Откуда есть пошла «собака»? А также про «псов», «щенков» и не только. Этимология бессильна
Ну что, пришло время обсудить хороших мальчиков с точки зрения лингвистики. Животное это с нами давно, приручено было первым, так что слов для него мы успели напридумывать (и назаимствовать) много.
Придется теперь разбираться.
И мы с ним сразу вляпываемся в ненавистный приговор: «слово не имеет установленной этимологии», пишут словари.
Здесь мы можем покусать локти, воззвать к творцу или выругаться, после чего перейдём к обзору той информации, что всё-таки имеется.
В мидийском языке слово «собака» выглядело как «σπάκα» («spaka»). Происходит это мидийское слово от прото-иранского *ćwā́ (что тоже значило «собака»).
Как-то так. Вы ещё следите за мыслью? Да, у меня тоже не слишком легко это всё укладывается в голове.
Осталось понять, почему мы считаем, что это слово было занесено в русский через каких-то там иранцев (скифов, например), а не эволюционировало само по себе из праиндоевропейского через праславянский.
Для этого нам важно увидеть, что славяне используют слово, в котором есть губно-губной взрывной согласный (b), который развился в этом слове именно в иранской группе языков.
А тот же самый праиндоевропейский корень, придя в европейскую зону, преобразовывался иначе. Из него получилось прото-балто-славянское *swo, откуда латышское «suns». От него же прагерманское *hundaz, откуда, например, английское «hound». Греческое «κῠ́ων» (kúōn). Латинское «canis» (и от него, скажем, французское «chien»). Во всей западной ветви мы видим звук [n]. И только славянское слово «собака» выбивается, очевидно повторяя иранское произношение.
Так что, пока не найдено и не придумано ничего более достоверного, будем считать, что эта несчастная собака прибежала к нам с знойного востока.
Зато! У нас есть замечательное слово «с**а». Которое могло когда-то произноситься в нос (что-то вроде [cунка]). И сегодня оно как раз считается родственным вышеупомянутому латышскому «suns» и прочим.
Вероятность того, что гласная была носовой, не так уж мала. Такое в праславянском было сплошь и рядом, взять хоть похожее слово «рука», оно звучало в те далёкие времена как [ронка] или [рунка]. Конечно, там была не просто согласная «н», а именно носовой гласный звук в корне. Его и подозреваем в праславянской «с**ке».
Так что пускай «собака» и заимствована, зато есть своя родная «с**а».
С её ребенком, «щенком», тоже всё не так просто, как кажется на первый взгляд (а может, и на первый так не кажется). Лично меня бы устроило утверждение, что это слово точно так же происходит от *kwo, родственно латинскому «canis» и всё в таком духе.
Злые и дотошные лингвисты на базе сравнения славянских вариантов этого слова установили, что оно происходит от праславянского *ščenę, что в то время означало любого детёныша.
А какие ещё слова в русском языке от основы *ken вы знаете? 🙂 Их очень и очень много.
И опять всё смутно и неясно, увы.
Третья версия заключается в том, что «пёс» происходит от слова «пёстрый». Здесь сразу делается вывод о том, какой окрас мог быть у первых прирученных собак. Тогда праиндоевропейский корень *peyk.
И, наконец, четвёртая версия: «пёс» родственно латинскому глаголу «specio» («смотрю»), и таким словам как «спектакль» или «инспектор». Ведь пёс был нужен в качестве зорких глаз как на охоте, так и в защите жилья. Тогда праиндоевропейский корень *spek.
В общем, выбирайте, что вам нравится, потому что словечки на редкость таинственные. И меня, как лингвиста, это довольно-таки бесит. А вас?)
Об отношении к заимствованиям
Мои ученики обычно очень радуются, встречая такие слова как «vestibule» («вестибюль»), «optimiste» («оптимист»), «rôle» («роль»), или «maquillage» («макияж»). Добрую половину лексики французского языка нам можно даже специально не запоминать.
Сегодня эти пара тысяч слов, так называемых галлицизмов, воспринимаются более чем естественно, не правда ли? А есть ли для них исконно-русские аналоги?
Когда-то филолог и адмирал А.С. Шишков назвал процесс заимствования «лишающею всякого рассудка страстию к францускому языку».
В своём «Рассуждении о старом и новом слоге российского языка» он пишет:
Вот выдержка оттуда же с конкретными примерами:
. безобразят язык свой введением в него иностранных слов, таковых например как: моральный, эстетический, эпоха, сцена, гармония, акция, энтузиязм, катастрофа.
Наверное, эта терпимость к греческому и неприятие французского похожи на то, как легко воспринимаются сегодня те же вестибюли и роли, но встречаются в штыки английские заимствования.
Критикует Шишков и калькирование, например, о слове «влияние» он пишет, что нельзя его использовать с предлогом «на», как скопировали с французского («influence sur»). Дело в том, что слово это происходит от глагола «лить, течь» (лат. «fluere») с приставкой «в» («in»), то есть означает «вливание» (то же чередование, как «излияние» и «изливание»). Так вот, а в русском языке после слова «вливать» требуется предлог «в», значит нужно было бы говорить «влиять во что-то», а не «влиять на что-то».
А вот что писал Шишков о детях и подростках:
Какое знание можем мы иметь в природном языке своем, когда дети знатнейших бояр и дворян наших от самых юных ногтей своих находятся на руках у французов, прилепляются к их нравам, научаются презирать свои обычаи, нечувствительно покупают весь образ мыслей их и понятий, говорят языком их свободнее нежели своим, и даже до того заражаются к ним пристрастием, что не токмо в языке своем никогда не упражняются, не токмо не стыдятся не знать оного, но еще многие из них сим постыднейшим из всех невежеством, как бы некоторым украшающим их достоинством, хвастают и величаются?
Думаю, это некоторым образом похоже на то, что иногда нет-нет да и пронесется в мыслях о множестве английских словечек, употребляемых в молодежном сленге, а также, местами, о столь уважаемой ими американской культуре (или любой другой, не_русской).
Мало кто оценил идеи Шишкова в то время, да и мы с вами видим, что все необходимые слова язык в себе оставил.
А ненужные постепенно уходят в прошлое. Например, заимствованное слово «оказия» воспринимается уже намного более устаревшим, чем наше (на самом деле более древнее) «случай». «Адюльтер» тоже вряд ли сейчас услышишь, всё больше исконная «измена». Вряд ли кто-то сейчас на полном серьёзе употребит и такие слова как «дебош», «ридикюль», «саквояж», или «вакация» («отпуск»).
В общем, наверное, не стоит быть Шишковыми, но и не стоит слишком уж увлекаться заимствованиями. Всё хорошо в меру, как всегда, а истина посередине.
А вы когда-нибудь видели згу?
Думаю, фразу «ни зги не видно» мы, если и не употребляем активно сами, то точно все знаем с детства.
Первое разочарование нас настигнет, если мы откроем словарь древнерусского языка. Там никакой «зги» нет. Возможно, именно поэтому у нас до сих пор нет точного ответа на данный вопрос, и мы вынуждены разбирать многочисленные версии маститых лингвистов.
Первой версией обычно считается следующая: слово «зга» происходит от «стега», что значит «дорога». Самым известным однокоренным словом «стеги», наверное, является слово для обозначения пути, избранного человеком («стезя»).
Полагают, что слово «стега» раньше выглядело как «стьга». В таком случае её развитие пошло по двум путям: в одном случае «ь» превратилась в «е», и «стьга» стала «стегой», а в другом исчезла, и стала «згой». Второй случай вполне реален, например, когда-то слово «истьба» так же стало «избой».
Тогда выражение «ни зги не видно» приобретает следующий смысл: так темно, что не видно дороги. Логично? Логично.
К тому же, в этимологическом словаре Николая Горяева, изданном в 1896 году, утверждается, что существует диалектный вариант «стеги не видно», вместо «ни зги». Потебня упоминает и белорусский вариант: «сьцегi не вiдно».
Однако не смотря на то, что по фонетическим законам слово «стега» прекрасно превращается в «згу», Д.К. Зеленин в своих «Этимологических заметках» (1903) писал:
Сам Д.К. Зеленин разработал другую версию. Он предполагал, что слово «зга» означает «искра», и приводил в доказательство региональное «згинка» («искорка»), а также редкий глагол «пазгать» (в т.ч. «ярко гореть, пылать»).
Эта версия подтверждается тем, что иногда встречающийся вариант «зги божьей не видно» можно сопоставить с расхожим «свету божьего не видать».
Что же это может быть?
На этот вопрос ответа не было даже у самого русского народа во времена Даля. В его словаре можно встретить множество самых разных объяснений.
Давайте попробуем сопоставить факты, которые выяснили к этому моменту.
Для начала, вспомним, что с точки зрения фонетических законов, слово «стьга» легко превращается в «зга» (если смотреть только на форму слова).
Также вспомним о существовании глагола «пазгать», который значит «сечь», и происходит от «пастьгать», а значит родственен и глаголу «стегать» (коня, например).
Добавим сюда то, что в региональных вариантах существует слово «стёжка» в значении «плеть», и слово «стёг» в значении «палка».
Так что «стегой» вполне могли называть не только дорогу, но и предмет, которым погоняли коня. А если ночная тьма была особенно непроглядной, то даже этот предмет в своей собственной руке было не видно.
Та же логика присутствует и в хорватском выражении «ни прст се пред оком не види» («и пальца перед глазами не видно»). То есть предмет опять же находится на расстоянии вытянутой руки, и даже является рукой.
Такой версии придерживается, в частности, Г.И. Магнер, рекомендую к прочтению его подробную статью.
А вам какая из версий больше нравится?
Секрет «успеха»: взгляд этимологии
И тем не менее, некоторые (опять же мы с вами) не могут спать, пока не выяснят срочные вопросы родства слов, истории языков, и происхождения народов.
Давайте сегодня попробуем поиграть в утилитарность. Может быть, история слова «успех» что-то скажет не только о слове, но и о сути успеха?
Теперь давайте посмотрим, можно ли убрать приставку «у» (то есть приставка ли это). И у нас это получится.
Из «успеть» получается глагол «спеть» того же корня, что значит «созревать». Тоже «идти к успеху» в каком-то смысле.
Давайте обратимся к более древним слоям языка, чтобы ответить на этот вопрос.
Слова «спешить» и «спеть» происходят от праиндоевропейского корня *speh. Чтобы восстановить его первоначальную семантику, лингвистам пришлось проанализировать огромное количество его потомков. Среди них:
Карта: кладбище в языках Европы
Для многих культур характерна иносказательность в отношении смерти.
Английское слово заимствовано из старофранцузского cimitiere, из средневек. латинского cimitērium, из позднелатинского coemētērium. Источник — древнегреческое κοιμητήριον (koimētḗrion) κοιμάω (koimáō, “ложиться спать, засыпать”) т.е. место для сна, усыпальница; Украинское цвинтар — полонизм, а старопольское cmyntarz восходит к тому же латинскому слову. Словенское pokopališče, вероятно, «место закапывания». Friedhof от древневерхненемецкого frīthof.
Английское graveyard (churchyard) — скорее кладбище у церкви, что соответствует норвежскому kirkegård, где kirke — «церковь». Албанское слово — производное от varr («захоронение, могила), что родственно английскому earth через праиндоевр. корень *h₁er-. Венгерское temető (заодно и русинского теметов) аккуратно возводят к прафинноугроскому корню *temɜ (“заполнять, наполнять”), но без конкретных объяснений.
Другие словацкие варианты: cmiter, hrobitov. У шведов Финляндии бытует вариант gravgård.
Скотный двор, но не Оруэлл: этимология
Есть некоторые животные, у которых с членами их семей в целом всё понятно (в плане словообразования).
Туда же «гусь», «гусыня» и «гусята».
Про диких вообще молчу, там, по-моему, нет разнообразия в принципе: «волк», «волчица» и «волчата», «лев», «львица» и «львята».
А вот у некоторых домашних животных почему-то каждый член семьи образован от отдельной основы. Давайте подробно разберёмся с самыми крупными представителями домашней фауны.
Например, «бык», «корова» и «телёнок». Как будто и не родственники!
Отец семейства, «бык», называется звукоподражательным словом, от некоего устаревшего глагола вроде «бычать» или «бучать», что имитировало звук гудения.
По этому же принципу и от того же корня названы «пчела» и «букашка». По «пчеле» этого, может быть, сразу и не скажешь, но до падения редуцированных она была «бьчелой», и в те времена родство было заметнее. Потом, когда между звуками «б» и «ч» перестал произноситься краткий гласный, «б» оглушился, ассимилировавшись с «ч», и превратился в «п». Попробуйте произнести «бчела»! Это намного труднее, чем «пчела».
А вот в «быке» и «букашке» между «б» и «ч» до сих пор есть гласная, поэтому «б» остался звонким.
Вот, например, в латыни из *k(e)r получился «cervus» («олень»), то есть дословно «рогатый».
Мы, кстати, потом заимствовали это слово, и у нас получилась «серна».
Из немецкого потом он прилетел и к нам, в виде слова «горн» (речь про музыкальный инструмент, конечно).
Это было про родителей, а вот насчёт «телёнка» всё оказалось несколько сложнее. Я накопала следующее.
И, наконец, «талант» раньше обозначал денежную единицу, и заимствован он от греческого «τᾰ́λαντον» («tálanton»), что в переводе значит «весы», а происходит как раз от того же глагола «ἔτλην» («étlēn»).
«Конь», «лошадь», «кобыла», «жеребёнок».
Но если даже насчёт «кобылы» информация не стопроцентная, насчёт остальных всё ещё туманнее.
Тем не менее кое-что выудить можно.
Например, довольно регулярно пишут, что слово «конь» считается родственником кобылы. Возможно, существовал праславянский вариант *кобнь, потом, видимо, ассимилировавшийся до *комнь, и затем всё это доассимилировалось до слова «конь».
Однако, если устаревшее слово «комонь» в значении «конь» ещё известно, то могло ли оно получиться из того же корня, что и «кобыла», большой вопрос.
Конечно, и «жеребец» происходит от того же корня.
Хотела написать ещё об овечьем семействе, о собачьем и о курином, но и так пост получился гигантским. Если окажется, что это вам интересно, обязательно напишу продолжение.
Этимология дней недели
Как получилось слово «неделя»? Вот такой вот детский вопрос.
А вот слово «неделя» происходит от глагола «делать», а точнее «не делать». И назывался так сначала только первый день семидневного периода, когда не нужно было работать. Так он называется и сегодня в украинском («неділя»), белорусском («нядзеля») и в других славянских языках.
В русском языке этот день начали называть воскресеньем после принятия христианства, и по всей видимости уже после разделения восточно-славянских языков на русский, украинский и белорусский. Большинство статей на эту тему дают XVI либо XVII век, однако единичные случаи такого наименования (например, в Остромировом Евангелии) встречаются уже с XI века.
После того, как «неделю» заменили на «воскресенье», «седмицу» стали называть «неделей». Скорее всего, этот переход связан с тем, что изначально семидневные периоды считали «от недели до недели» (то есть от первого дня одного периода до первого дня следующего), а когда сам этот день стали называть иначе, то весь период перенял на себя название «неделя».
Если судить по Национальному Корпусу Русского Языка, одним из последних в светском тексте упомянул слово «седмица» Татищев в записке Екатерине Первой (1726):
«. иттить в яму есть велик страх, ибо редкая седмица, чтоб где не обрушилось. «
— то есть не проходило и недели без обвала (речь идёт о добыче руды в Швеции).
О том, что и в русском языке «неделей» когда-то называли выходной день, говорит нам название «понедельник», то есть «день после недели», первый день после воскресенья.
Создаётся впечатление, что мы считали дни с понедельника, но, хотя он и был первым, но всё же именно первым после «недели», а сама седмица считалась именно с воскресенья, как и во всём христианском мире.
Это подтверждает «среда», которая происходит от слова «середина». Чтобы среда была в середине недели, считать нужно с воскресенья.
Почему среду не назвали каким-нибудь «третником»? Вероятно, потому же, почему и средний палец так называется, и почему «сердце» названо по слову «середина». Середине (сердцевине) всегда и во всём придавалось большое значение, поэтому и называть предметы следовало в первую очередь по ней, а уж потом, что осталось, по порядку.
Как же первым днем недели стал понедельник?
И только после войны была окончательно возвращена семидневка, а первым днём был назначен понедельник. Последние календари, где в начале стоит воскресенье, были изданы в 1949 году.
Французская «semaine» дословно повторяет нашу «седмицу», потому что происходит от латинского слова «septimanus», от «septem» («семь»).
А в названиях дней недели в этих языках нашли отражение древние языческие традиции:
Мускулатура, подмышки и мыши: этимология
Периодически у почтенной публики возникают вопросы, касающиеся такой интимной части тела, как подмышка.
Во-первых, слитно или раздельно она пишется?
Во-вторых, при чём тут вообще мыши?
Начнём от Адама, то есть с этимологии, и ответим сначала на второй вопрос.
Слово «мышка» (под которой подмышка) действительно происходит от слова «мышь». А ещё от слова мышь происходит слово «мышца» (в древнерусском произносилось как «мышица», а писалось до падения редуцированных «мъшьца»).
Дело в том, что перекатывающиеся под кожей бугорки когда-то напомнили нашим предкам бегающих зверьков, и их назвали мышками. Соответственно, то, что находилось под мышкой, живущей в плече, назвали «подмышкой».
Существительное отвечает на вопрос «что?» и его производные, в этом случае пишем слитно:
чесать (что?) подмышку
гладкие (что?) подмышки
аромат исходит (от чего?) от подмышек
жмёт (в чём?) в подмышках
А наречие отвечает на вопросы «где?», «куда?» и пишется раздельно:
чесать (где?) под мышкой
приятно пахнет (где?) под мышками
сунула пакет (куда?) под мышку
Маасковское произношение: найди его у себя в речи
С точки зрения лингвистики (хотя и не только) наша страна необычайно централизована. Однако центров у неё всегда было два. И если тысячу лет назад это были Киев и Новгород, то в последние столетия, конечно, это Москва и Петербург.
Литературная норма сегодня включает в себя черты и московские, и петербургские.
Давайте посмотрим на черты старомосковского произношения, и, может быть, узнаем в них что-то, что говорят сегодня по всей стране, а может быть и то, что вы слышали крайне редко, и что уже непривычно для уха.
Этот говор сформировался и достиг золотого века во время belle époque, на рубеже веков, и до сих пор поддерживается некоторыми в творческой среде. Однако начал закладываться он ещё в славянском племени кривичей (территория современных Белоруссии и Смоленской области).
Таким образом мы понимаем, что он тяготел к северному произношению.
Московское наречие не токмо для важности столичного города, но и для своей отменной красоты прочим справедливо предпочитается, а особливо выговор буквы «о» без ударения, как «а», много приятнее…
Икание. Не от слова «икáть», а от буквы «и»: москвичи произносили безударную «е» точно так же, как «и». В отличие от Петербуржцев, у которых слова «леса» и «лиса» немного отличались на слух. Сегодня и в Петербурге тяготеют к иканию, но я вот всё ещё слышу разницу. Напишите, как у вас, если вы тоже из Петербурга 🙂
Чт и чн. Не всегда, но часто произносились через «ш»: пустя[шн]ый, було[шн]ая, моло[шн]ый, сливо[шн]ый, огуре[шн]ый, ябло[шн]ый.
Ша/жа/ца. В первом предударном слоге в этих сочетаниях «а» произносилось как «ы»: [Шы]ляпин «Шаляпин», [шы]мпанское «шампанское», [шы]ги «шаги», [жы]ра «жара».
Неужели прямо так и говорили, спросите вы. А вы сейчас скажите, например, «лошадей», «ржаной», «двадцати», «жалеть». Что там получается? 🙂 Остатки старомосковского!
Смягчение [р]. Думаю, все не раз слышали такое исполнение: ве[р’]х, четве[р’]г, це[р’]ковь. Последнее слово у меня так даже некоторые родственники говорили, хотя не москвичи ни разу.
Твёрдые «сь» и «ся». Что всё смягчение да смягчение? Вот отвердение. Думаю, даже в фильмах все слышали такие слова как «боюс», «лечус».
Произношение «це» как «ца». До последнего держалось в словах «танцевать» («танцавать») и «поцелуй» («поцалуй»).
Белеет парус одинокий (-кой)
В тумане моря голубом.
Что ищет он в стране далекой?
Что кинул он в краю родном.
Изучив эти несколько особенностей произношения, можно смело садиться в машину времени, выгружаться где-нибудь на Тверской-Ямской, вступать в конверсации с прохожими, отужинать в ресторане «Яръ» съ шампанскимъ, а апосля, на извозчике отбыть въ театръ, где изъ ложи рассматривать въ лорнетъ хорошенькихъ мадемуазелекъ.
Одеть, надеть и ещё несколько их родственников
Кто никогда не путал в беглой речи глаголы «одеть» и «надеть», пускай бросит первый камень. Правда, бросать не в кого, можно бросить в пустоту, метафорически.
Так уж вышло, что в этих двух словах сошлись противоречивые тенденции.
С одной стороны, они очень похожи, да что там, почти одинаковы: обозначают процесс облачения, и большого смысла разграничивать их, вроде как, нет.
С другой стороны, у них разные приставки, у приставок этих абсолютно разное значение, и если ты один раз осознал это, то скорее всего будешь раздражаться на неверное употребление, что тоже неконструктивно.
Оба слова родственны глаголу «деть», который значит «куда-то что-то помещать». Без приставок мы его чаще употребляем в разговорной речи, выражая недовольство («Да куда ж я телефон-то дел?»). А вот с приставками он существует во множестве ипостасей. И каждая приставка придаёт ему новые значения, добавляющиеся к основному, значению размещения в пространстве.
Бес в них как раз и есть, в мелочах, то есть в приставках.
Есть ещё «поддеть», с семантикой положения снизу, что означает «зацепить с нижней стороны». И «задеть», которое возникло так же, как «зацепить», «затронуть».
Вообще, предлоги и приставки частенько совпадают, поэтому «по полю пойду», «от тебя отойду» и «на тебя надену». Так что если после вашей потенциальной фразы можно добавить «на кого-то», то нужно употреблять глагол «надеть».
А «надеться» мы сказать не можем, если речь не идёт о том, что кого-то казнил Дракула. Да, пожалуй, это единственный прецедент, когда глагол «надеть» можно было употребить про человека.
Почему евреи – жиды
Продолжаю цикл постов об этимологии этнонимов. Сегодня поговорим о слове жид.
Начать следует с того, что в русском языке это слово довольно долго было нейтральным. Только в XVIII-XIX веках оно начинает восприниматься как негативное и постепенно перестаёт употребляться в качестве основного обозначения евреев. Еще в XIX веке название оперы Галеви ‘La Juive’ было переведено как «Жидовка».
В древнерусском слово жидъ было главным обозначением евреев. Пример из Повести временных лет:
моисѣи же събравъ люди жидовьскыꙗ поиде ѿ землѧ егупетъскыꙗ
В части других славянских языков это по-прежнему основное слово. Например, в польском (Żyd), чешском (Žid) и словенском (Žid). Есть, конечно, и нюансы. Так, в польском żyd может использоваться и как оскорбление («скупердяй»).
То, что это слово присутствует во всех трёх группах славянских языков (восточной, западной и южной) даёт основания задуматься о его праславянской древности. Праформу можно восстановить как *židъ (где ž = ж, а ъ – особый гласный).
С романскими языками славяне столкнулись, когда стали заселять Балканы (с VI века). Местное романоязычное население они постепенно ассимилировали (последними были носители далматинского языка аж в XIX веке), заимствовав ряд слов. Некоторые заимствования «сделали карьеру» и от южных славян попали в западно- и восточнославянские языки. Как показывает история слова король, такое было возможно ещё даже в VIII-IX веках.
Итальянское giudeo, как и, например, французское Juif /жўиф/, является потомком латинского Iudaeus /йȳдáэус/ «иудей, еврей» (здесь и далее макрон над гласным обозначает его долготу). Римляне же заимствовали это слово из греческого Ἰουδαῖος /иȳдáйос/ «иудей». Наконец в греческий оно попало непосредственно из иврита: יְהוּדִי /йǝхȳдӣ/ «еврейский, иудейский», יְהוּדָה /йǝхȳдā́/ «Иудея».
По библейской легенде Иудея – это земля Иуды, четвёртого сына Иакова. Происхождение имени также даётся в Библии:
И еще зачала и родила сына, и сказала: теперь-то я восхвалю Господа. Посему нарекла ему имя Иуда. И перестала рождать. (Бытие 29:35)
Польский семитолог Эдвард Липиньский предложил взамен этимологию научную. Он сравнил йǝхȳдā́ с арабским словом وَهْدة /ўахда/ «ущелье, овраг». На первый взгляд сходство невелико. Однако следует помнить, что в иврите начальный ў- перешёл в й-. Приведу несколько примеров:
Далее нужно знать, что в семитских языках смысловую нагрузку в корне несут согласные (чаще всего корни состоят из трёх согласных), а вот для словоизменения и словообразования используются гласные, стоящие между этими согласными. В частности, существует модель образования причастий и прилагательных qatūl (от арабского قَتُول «смертельный»). Как видно из названия, берём трёхсогласный корень C-C-C и вставляем между согласными гласные -а-ȳ-, получая причастие или прилагательное. Например, первый глагол из таблицы выше, יָרַד /йāрад/ «спускаться», даёт нам прилагательное יָרוּד /йāрȳд/ «низкий, плохой». По этой модели, кстати, образовано имя Барух (בָּרוּךְ «благословенный»).
Если у нас есть корень й-х-д, то по этой модели мы получаем формы прилагательного йāхȳд «ущелистый» и йǝхȳдā «ущелистая». В таком случае словосочетание אֶרֶץ יְהוּדָה /’эрэċ йǝхȳдā/ (Второзаконие 34:2) следует понимать не как «земля Иуды», а как «ущелистая земля». Это очень хорошо согласуется с тем, что Иудея – регион гористый.
Поскольку со временем корень й-х-д исчез из языка, слово йǝхȳдā перестало быть прозрачным, его первоначальный смысл забылся, и оно стало уже только именем собственным – Иудея. После этого возникла классическая топонимическая легенда, выводящая название страны от имени мифического прародителя по имени Иуда (в результате это имя вошло в обиход, и его носил самый знаменитый предатель в истории человечества). Аналогичным образом, вопреки легенде, у поляков никогда не было праотца Леха.
Вот по такому маршруту к нам добралось слово жид. Однако после крещения Руси оно пришло к нам из греческого снова. На этот раз книжным путём, через старославянское посредство. Первоначально как июдѣи, затем с большей ориентацией на греческое произношение – иоудѣи (= современное иудей).
Правда, словенцы нас в этом отношении переплюнули. К ним это слово попало трижды. Первый раз как Žid. Второй раз из немецкого – Jud /юд/. В третий раз как čifut /чи́фут/ из сербохорватского Čifut, которое было заимствовано из турецкого Çıfıt /чыфыт/, которое было заимствовано из персидского جهود /джухȳд/, которое было заимствовано из иврита. В словенском эти три слова распределились стилистически. Čifut – это явное оскорбление, Žid в последнее время стало восприниматься как негативно окрашенное и уступать Jud, которое считается более нейтральным. В словенском переводе «Мауса», из которого взята первая картинка в посте, немцы и поляки используют слово Žid, а сами евреи Jud.
Теперь сведём это всё в упрощённую схему:
Boček V. Studie k nejstarším romanismům ve slovanských jazycích. Praha, 2010. S. 113-119.
Ernout A., Meillet A. Dictionnaire étymologique de la langue latine. Paris, 2001. P. 326.
Lipiński E. L’étymologie de «Juda» // Vetus Testamentum, 23 (3), 1973. P. 380–381.
Snoj M. Slovenski etimološki slovar. Ljubljana, 2016. S. 111-112.