Что означает живы будем не помрем
— Так это что за жизнь-то такая? – вздохнула Надежда, опустившись на стул. – Цены несутся вверх, растут не по дням, а по часам. Опять молоко подорожало. Да и крупы тоже. Купила-то всего ничего, а денег отдала, будто на неделю затарилась.
— Нечего было по витринам смотреть. Ты чего в магазин пошла? За молоком и хлебом. И чего тебя опять понесло в другие отделы?
Надежда поняла, что опять её внутренний голос будет воспитывать свою хозяйку: стыдить, уговаривать да успокаивать.
— Так ведь глаза-то есть. Куда они глянут, туда и иду. Чего теперь и по сторонам не смотреть что ли? – пыталась реабилитировать себя бедная женщина.
— Глаза глядят у неё, смотрите-ка, пошла за молоком, вот пусть они на молоко и глядят. – Не успокаивался «воспитатель».
— А там ещё и творожок был. Правда, дороговат что-то стал. Ещё на днях он на десятку дешевле был. Брала полкило – на три-четыре завтрака хватало. – Ударилась в воспоминания хозяйка.
— Ой, смотри-ка на неё, творога захотела. У тебя домашний хорошо получается. Делай свой, всё свежий будет, да и дешевле выйдет. Вспомни-ка то времечко, когда корову держали. Кто из вас творог ел? Нос воротили. А сейчас захотела, когда цены заоблачные стали.
— Всё понятно, но хочется иногда и попробовать чего-нибудь заморского. А то все говорят про какой-то пармезан, а я его в глаза не видывала.
— Ой, а ты сегодня какой себе супец сварганила? Луковый. Заморский. Вон с каким аппетитом ела. Небось, себя француженкой представляла? А блинчики вчера приготовила? Фаршированные. Ну, точь-в-точь итальянские каннеллони. Только сыра не было, да начинка попроще, да в духовке не запекала. А чего их запекать? И так хороши да вкусны оказались.
Знаешь, ты в следующий раз пойдёшь в магазин, так очки с собой не бери, чтобы ценники на витрине не разглядывать, себе нервы не портить. Лады? Пойдёшь за молоком – дуй сразу в молочный отдел, пойдёшь за хлебом – дуй в хлебный.
Настроение у Надежды заметно улучшилось. А, правда, чего унывать. Стол пустым не бывает, холодильник полон, пенсия, слава Богу, не минималка. Что одеть-обуть – на все сезоны есть. У некоторых знакомых дела ещё хуже.
Всё бы ничего, но после каждого похода в магазин чувствует она себя не в своей тарелке. Оттрубила на одном месте сорок с лишним лет, а жить приходится в постоянной экономии. Вот и в последнее время государство не особо щедро раскошеливается для пенсионеров. Очередное повышение пенсий обещают совсем незначительным. Когда оно ещё будет..
— Ничего, мать, прорвёмся. Живы будем – не помрём. У тебя хорошие дети, любимые внуки. Занятие по душе. Хорошие знакомые. Живи и радуйся. Надейся на лучшее. У тебя имя-то какое? На-деж-да! А пенсия. Пенсия.. Да.. Но ты надежды-то не теряй!
Живы будем – не помрем
Посоветуйте книгу друзьям! Друзьям – скидка 10%, вам – рубли
Эта и ещё 2 книги за 299 ₽
Умными мы считаем тех, кто с нами согласен.
Умными мы считаем тех, кто с нами согласен.
Победа привлекает женщину.
Победа привлекает женщину.
Ничто так не похоже на истину, как тщательно продуманная ложь, доступная по форме.
Ничто так не похоже на истину, как тщательно продуманная ложь, доступная по форме.
Джентльмены не опаздывают к завтраку.
Джентльмены не опаздывают к завтраку.
Ждать- это всегда выталкивает из равновесия.
Ждать- это всегда выталкивает из равновесия.
Боль будит чувства. Избавление от боли может дать только доставивший её.
Боль будит чувства. Избавление от боли может дать только доставивший её.
Ничто так не льстит мужчине, как обвинение в донжуанстве
Ничто так не льстит мужчине, как обвинение в донжуанстве
Есть три вещи в мире непостижимых для мудрецов: путь орла в небе, змеи на камне и путь мужчины к сердцу женщины
Есть три вещи в мире непостижимых для мудрецов: путь орла в небе, змеи на камне и путь мужчины к сердцу женщины
На что хотите пожаловаться?
Удобные форматы для скачивания
Чтобы воспользоваться акцией, добавьте нужные книги в корзину. Сделать это можно на странице каждой книги, либо в общем списке:
Что означает живы будем не помрем
Живы будем – не помрем
Живы будем – не помрем
– Корпуса первых английских торпедных катеров были никак не стальные, а из красного дерева, – сказал Звягин, обернувшись с переднего сиденья в салон. «Скорая» бортовой номер 21032 свернула с Литейного и затормозила у ресторанчика, где в тихие дневные часы обедают при случае бригады, обслуживающие вызовы неподалеку.
Заняв столик, – врач, два фельдшера, шофер, – заказали, что побыстрее. «Скорую» здесь обслуживали в темпе, слегка гордясь финансово маловыгодными клиентами: престиж борцов со смертью, отчаянно мчащихся с сиреной и мигалками по осевой, все-таки иногда срабатывает.
– А моторы на катерах стояли бензиновые, авиационные, – продолжал Звягин просвещать свою команду, прихлебывая молоко. Его лекции на неожиданнейшие темы давно вошли в притчу.
– Леня! Все катаешься!
– Сколько лет, зим, весен! – Звягин от удовольствия сощурился. – А ты все киснешь в своей онкологии?
Онколог вздохнул и махнул рукой.
– Э… Сейчас перед уходом мальчишку смотрел. Двадцать шесть лет… Сплошные метастазы. Жалко пацана. Еще несколько месяцев… Двадцать лет привыкаю, а все не привыкну как-то.
Как ни привычна подобная ситуация врачам, повисла секундная пауза. Эта пауза, также привычная, обозначает собой утешение, скорбь, примирение с собственным бессилием.
Звягин помрачнел. Сосредоточился. Пробарабанил пальцами.
Пауза неловко затягивалась, меняя тональность и настроение.
– Двадцать шесть? Рановато ему… Рано.
Фельдшерица виновато пояснила:
– Мы сегодня больную не довезли… – Фраза подразумевала: «Вот Папа Док и нервничает, переживает…»
– Хотите опротестовать приговор, Леонид Борисович? – небрежно осведомился Гриша, лохматый, очкастый, вечный студент, вечный фельдшер «скорой», внемлющий Звягину с преданностью щенка. Прозвучало неуместно – льстивой подначкой, которая попахивает безграничной верой в кумира.
Звягин зло зыркнул, скривил рот:
– Подъем! Поели – нечего рассиживаться, едем на станцию.
Дежурство длилось своим чередом: автослучай на Охте, электрошок на Ждановском… Вечером Джахадзе, вчерашний именинник, выставил торт; пили чай с тортом.
Осадок от встречи не исчезал.
Звягин спустился в диспетчерскую, позвонил онкологу. Перекинулись словами. Спросил и о том больном, так просто… Неженат, один у родителей, работал программистом, – обычный парень…
– Сразу все почувствовал, понял. Я же знаю, говорит, что у меня рак; и все отговорки его только убедили в этом.
– Очень. На этой почве ведь часто происходит нервный срыв; он в сильнейшем стрессе, подавлен, угнетен… довольно обычно, к сожалению.
– Радиоизотопы, гистология. Ошибка возможна?
Он поднялся в комнату отдыха, недовольный собой.
Смутные обрывки мыслей роились в голове.
– Десять тридцать два, на выезд! Огнестрельное… – прожурчал динамик голосом диспетчерши Валечки.
Сменившись с дежурства, Звягин не лег спать. Расхаживал по пустой с утра квартире, посасывал ледяное молоко через соломинку, сопел мрачно и сосредоточенно… – Ерунда, – объявил сам себе хмуро… – И чего меня заело? Ну есть же такие заболевания: клинический прогноз – неблагоприятен… При чем тут я, и что я, собственно, могу сделать, и что это вообще на меня нашло? Дичь какая-то…
Достал из холодильника еще бутылку молока. Посмотрел на себя в зеркало: резче выступившие после ночи морщинки у глаз (поспать почти не удалось), на висках уже седины полно.
– Давно никуда не встревал? – брюзгливо спросил он свое отражение. – Спокойная жизнь надоела? Пей свое молоко и иди спать, старый хвастун… Как говорится, дай мне силы бороться с тем, с чем можно бороться, дай мне терпение смириться с тем, с чем нельзя бороться, и дай мне ума отличить одно от другого…
Разделся и влез под одеяло. Повертелся, устраиваясь. Затих.
Свербило. Не шел из головы тот, двадцатишестилетний…
Крякнул, встал и пошел в ванную бриться. Жене оставил записку.
Прогулка излюбленным маршрутом по гулким гранитам набережных успокаивала: Фонтанка, Михайловский замок, Лебяжья канавка (Летний сад закрыт на просушку)… Мысль одна всплывала в сознании, как перископ отчаянной подлодки.
А чем мы, собственно, рискуем, спросил он себя, догуляв до Василеостровской стрелки. Что, собственно, терять.
А почему бы и нет, продолжал он, пройдя через Петропавловку на Кировский. Какие препятствия. Никаких.
Мысль разрасталась в идею, и идея эта овладевала им все полнее. Начали вырисовываться детали и складываться в план. Чем дальше, тем реальнее план виделся, – Звягин не заметил, как очутился на Карповке, заштрихованной сереньким дождем.
Домой он вернулся голодным и продрогшим – злым и веселым – как некогда в крутых передрягах боевых операций.
Жена встретила Звягина кухонной возней.
– Гулял? – доброжелательно поинтересовалась она.
– Гулял, – согласился Звягин.
– После суточного дежурства?
– После суточного дежурства.
– А это что? – Жена обличающе указала на молочные бутылки.
– Это бутылки из-под молока, – честно ответил Звягин.
– Ну, четыре… Тебе что, жалко?
– Мне тебя жалко, Леня, – в сердцах сказала жена и швырнула передник на стол с посудой. – Что у тебя опять – глаза горят, подбородок выставлен! – что ты опять задумал?
– Очередной подвиг, – закричала из своей комнаты дочка. – А разве лучше, когда папа изучает историю разведения верблюдов или коллекционирует карандаши? – Она всунулась в дверь, состроила гримасу. – Должно быть у мужчины хобби или нет? А быть суперменом и все мочь – разве это не достойное настоящих мужчин хобби?
– Слышала глас подрастающего поколения? – приветствовал поддержку Звягин.
– Мужчине нельзя подрезать крылья!
– Мне нельзя подрезать крылья.
– Дон-Кихот на мою голову… – вздохнула жена. – Ты не видел моих очков? У меня еще полпачки тетрадей не проверено.
Звягин насвистывал «Турецкий марш» и сверял с образцом упражнение по английскому ее пятиклассников (не впервой).
– Это очень важно? – мирно спросила жена из спальни.
Он присел на край постели, погладил ее по щеке, – рассказал.
– Несчастные родители, – тихо сказала она. – И чем ты можешь помочь. Утешить их?
Звягин завел будильник и выключил свет.
– Есть одно соображение, – непримиримо произнес в темноту.
Отменно выспавшись, закатил себе часовую разминку, поколотил боксерский мешок и поехал в диспансер. Жизнь была хороша.
– Снимки, анализы, – сказал онколог. – Ты же врач.
– Не-а, – возразил Звягин с усмешкой оживленной и жестокой. – Просто я зарабатываю на жизнь медициной. Ну имею диплом.
– Ты авантюрист, – поморщился онколог.
– А разве это плохо? Мне интересно жить. Дай адрес.
Он позвонил из уличного автомата:
– Квартира Ивченко? Судя по голосу, вы Сашина мать? Лидия Петровна, очень приятно… Если у вас есть время…
Они встретились в маленькой мороженице на Петроградской.
– Зачем вы меня расспрашиваете? – безжизненно спросила пожилая женщина с запудренными следами слез.
Мороженое в вазочке таяло перед ней.
Звягин прошел весь путь пешком и за этот час успел собраться и прийти в форму – был легок, уверен: заряжен.
– Не устраивайте похорон раньше времени, – жестко сказал он. Разломил ложечкой шарик крем-брюле, отправил в рот, при чмокнул. Женщина взглянула с мучительной укоризной и встала.
– Сядьте, – тихо одернул Звягин. – Я – ваш единственный шанс, другого не будет, ясно?
Мысль о шарлатанстве отразилась в ее глазах:
– Вы – экстрасенс. Или есть какие-то новые средства, и вы можете их устроить? Что вы хотите.
– Ешьте мороженое, пока совсем не растаяло, – улыбнулся Звягин. – И возьмите себя в руки. Еще не все потеряно. Еще есть время. Нет, я не экстрасенс, я могу лишь то, что в человеческих силах. А это – почти все, а?
Сатановский: живы будем — не помрём. Помрём — похоронят
Старость не радость — это все знают. Почему министры нашего здравоохранения один за другим, как подорванные, отчитывались о повышении его качественного уровня по каким-то кем-то непонятным образом вычисленному росту продолжительности жизни жителей страны, непонятно совершенно. Ну, может им казалось, что это здорово. Или начальству так кажется, а они под него подстраиваются. Доля у министров такая, не то делать, что надо, даже если они в этом что-то профессионально понимают, а под начальство подстраиваться. Иначе они недолго министрами будут. Такая система. И дальше — по всей вертикали. Отчего она в какой-то момент перестаёт быть вертикалью, кривится и в конечном итоге с треском рушится, накрывая окружающих и гробя страну, но до того столько лет может пройти…
Так вот, кому нравится без сил, без денег, в одиночестве, с плохо работающим или вообще неработающим организмом (особенно сфинктером, не зря нас, пожилых, старпёрами зовут) хрен знает зачем, осточертев самому себе и всем окружающим, доживать, тогда пожалуйста. Не зря древние греки говорили, что кого боги любят, того к себе молодым забирают. Детей поднял, внуков увидел — и привет. Главное — вовремя. Тебя не дряхлой развалиной помнят, а уже умным, но ещё более или менее ничего. Или, скорее менее, чем более. Но не совсем уж — ни Б-гу свечка, ни чёрту кочерга. Всё ведь, вроде, понятно? Понятно. Не бином Ньютона. Если только не собственная мама. Или бабушка. Или то же самое — но у любимой жены. Или она сама… И тут стоишь на ушах и вытаскиваешь с того света. Куда деваться?
Раньше ясно было: у нас-то как всегда не очень, но на добром старом Западе найдено-таки решение геронтологических проблем. В широком смысле слова Западе. Включая Израиль и Японию. Дом престарелых. Комфортабельный, чистый, с хорошей кухней, аниматорами и медициной по высшему разряду. Есть с кем общаться (дефицит общения для стариков — огромная проблема), японцы — так даже детсадовцев в дома престарелых запускают, и те счастливы, и детям хорошо. Медицинский персонал под боком круглосуточно — если что, рядом будут за считаные минуты. Дети, внуки и прочие родственники навещают (если есть кому, и если они навещают), новые друзья заводятся. И даже случаются браки. Любви все возрасты покорны. Но так было до коронавируса, когда выяснилось, что пансионаты для стариков, в случае чего, — братская могила.
У нас так не принято. От стариков отделяться — последнее дело. Да и некуда их девать. Нет в стране для этого такой инфраструктуры, чтоб им там было хорошо, а тебе за них спокойно. Чёрт-те что за бешеные деньги есть. А как в Израиле и Штатах — нет. Так что, если можешь, берёшь сиделку поквалифицированней и подобрее, желательно с медицинским образованием и чтобы стирать, готовить и убирать умела (что любая советская женщина по определению умеет), и пока ты на работе — спокоен за стариков. Оптимально — с проживанием. Чтобы в отпуск или в командировку можно было уехать. Все они из бывших братских республик, по-русски говорят и, как правило, толку от них больше, чем от всей отечественной социалки вместе взятой. С министрами, департаментами, всеми в них задействованными чиновниками оптом и в розницу, и прочими нахлебниками и прожирателями наших налогов.
Опять же: дети рядом (хотя бы после работы), внуки рядом (после школы и университета, и до того, как влюбятся). Жить можно. Особенно при наличии кого-нибудь домашнего. Коты с хорошим характером и небольшие, желательно пушистые собачки приветствуются. Их не зря собаками-компаньонами зовут. По нескольку лет жизни прибавляют. Что спаниели с мопсами и пекинесами, что йорки с пуделями. Хотя ретриверы с лабрадорами и колли не хуже. Очень социальные звери. То, что телевизор с его чёртовыми новостями отнимает, возвращают. С процентами! Самое то — завести домашнего друга. Не электронное тамагучи, а живого, тёплого и любящего тебя не потому, что он твою биографию знает и преисполнен по этому поводу почтительного восхищения, а просто потому, что ты — это ты.
Тут, конечно, опять коронавирус подкашивает. По крайней мере, западников. Нельзя, говорят, чтобы со стариками рядом молодые находились. Они могут быть носителями вируса, сами того не зная и заразить, того не желая. Живите раздельно. Но у нас такое ни при каких условиях не прокатит. Во-первых негде. Во-вторых — на кой чёрт такая жизнь, если с детьми и внуками видеться нельзя? Пошла она… И они все со своими советами и рекомендациями, если у них такая цена, пошли туда же. Гроша ломаного эта жизнь тогда не стоит. Так что, живы будем — не помрём. Помрём — похоронят. Повторял, повторяю и повторять буду. Рано или поздно, неважно. В свой срок, когда бы он ни настал. Главное до этого жить полной жизнью, а не выживать, как лягва под корягой или мышь за плинтусом! А с коронавирусом или без, и при какой цене на нефть — неважно. Акуна матата, говорили по этому поводу сурикат с бородавочником в диснеевском мультике. И друга своего, львёнка, этому научили. Исключительно правильная мысль. В текущей ситуации — самое то.
Михаил Веллер: Живы будем – не помрем
Здесь есть возможность читать онлайн «Михаил Веллер: Живы будем – не помрем» — ознакомительный отрывок электронной книги, а после прочтения отрывка купить полную версию. В некоторых случаях присутствует краткое содержание. категория: Современная проза / на русском языке. Описание произведения, (предисловие) а так же отзывы посетителей доступны на портале. Библиотека «Либ Кат» — LibCat.ru создана для любителей полистать хорошую книжку и предлагает широкий выбор жанров:
Выбрав категорию по душе Вы сможете найти действительно стоящие книги и насладиться погружением в мир воображения, прочувствовать переживания героев или узнать для себя что-то новое, совершить внутреннее открытие. Подробная информация для ознакомления по текущему запросу представлена ниже:
Живы будем – не помрем: краткое содержание, описание и аннотация
Предлагаем к чтению аннотацию, описание, краткое содержание или предисловие (зависит от того, что написал сам автор книги «Живы будем – не помрем»). Если вы не нашли необходимую информацию о книге — напишите в комментариях, мы постараемся отыскать её.
Михаил Веллер: другие книги автора
Кто написал Живы будем – не помрем? Узнайте фамилию, как зовут автора книги и список всех его произведений по сериям.
Эта книга опубликована на нашем сайте на правах партнёрской программы ЛитРес (litres.ru) и содержит только ознакомительный отрывок. Если Вы против её размещения, пожалуйста, направьте Вашу жалобу на info@libcat.ru или заполните форму обратной связи.
Живы будем – не помрем — читать онлайн ознакомительный отрывок
Ниже представлен текст книги, разбитый по страницам. Система сохранения места последней прочитанной страницы, позволяет с удобством читать онлайн бесплатно книгу «Живы будем – не помрем», без необходимости каждый раз заново искать на чём Вы остановились. Поставьте закладку, и сможете в любой момент перейти на страницу, на которой закончили чтение.
Живы будем — не помрем
Живы будем — не помрем
— Корпуса первых английских торпедных катеров были никак не стальные, а из красного дерева, — сказал Звягин, обернувшись с переднего сиденья в салон. «Скорая» бортовой номер 21032 свернула с Литейного и затормозила у ресторанчика, где в тихие дневные часы обедают при случае бригады, обслуживающие вызовы неподалеку.
Заняв столик, — врач, два фельдшера, шофер, — заказали, что побыстрее. «Скорую» здесь обслуживали в темпе, слегка гордясь финансово маловыгодными клиентами: престиж борцов со смертью, отчаянно мчащихся с сиреной и мигалками по осевой, все-таки иногда срабатывает.
— А моторы на катерах стояли бензиновые, авиационные, — продолжал Звягин просвещать свою команду, прихлебывая молоко. Его лекции на неожиданнейшие темы давно вошли в притчу.
— Леня! Все катаешься!
— Сколько лет, зим, весен! — Звягин от удовольствия сощурился. — А ты все киснешь в своей онкологии?
Онколог вздохнул и махнул рукой.
— Э… Сейчас перед уходом мальчишку смотрел. Двадцать шесть лет… Сплошные метастазы. Жалко пацана. Еще несколько месяцев… Двадцать лет привыкаю, а все не привыкну как-то.
Как ни привычна подобная ситуация врачам, повисла секундная пауза. Эта пауза, также привычная, обозначает собой утешение, скорбь, примирение с собственным бессилием.
Звягин помрачнел. Сосредоточился. Пробарабанил пальцами.
Пауза неловко затягивалась, меняя тональность и настроение.
— Двадцать шесть? Рановато ему… Рано.
Фельдшерица виновато пояснила:
— Мы сегодня больную не довезли… — Фраза подразумевала: «Вот Папа Док и нервничает, переживает…»
— Хотите опротестовать приговор, Леонид Борисович? — небрежно осведомился Гриша, лохматый, очкастый, вечный студент, вечный фельдшер «скорой», внемлющий Звягину с преданностью щенка. Прозвучало неуместно — льстивой подначкой, которая попахивает безграничной верой в кумира.
Звягин зло зыркнул, скривил рот:
— Подъем! Поели — нечего рассиживаться, едем на станцию.
Дежурство длилось своим чередом: автослучай на Охте, электрошок на Ждановском… Вечером Джахадзе, вчерашний именинник, выставил торт; пили чай с тортом.
Осадок от встречи не исчезал.
Звягин спустился в диспетчерскую, позвонил онкологу. Перекинулись словами. Спросил и о том больном, так просто… Неженат, один у родителей, работал программистом, — обычный парень…
— Сразу все почувствовал, понял. Я же знаю, говорит, что у меня рак; и все отговорки его только убедили в этом.
— Очень. На этой почве ведь часто происходит нервный срыв; он в сильнейшем стрессе, подавлен, угнетен… довольно обычно, к сожалению.
— Радиоизотопы, гистология. Ошибка возможна?
Он поднялся в комнату отдыха, недовольный собой.
Смутные обрывки мыслей роились в голове.
— Десять тридцать два, на выезд! Огнестрельное… — прожурчал динамик голосом диспетчерши Валечки.
Сменившись с дежурства, Звягин не лег спать. Расхаживал по пустой с утра квартире, посасывал ледяное молоко через соломинку, сопел мрачно и сосредоточенно… — Ерунда, — объявил сам себе хмуро… — И чего меня заело? Ну есть же такие заболевания: клинический прогноз — неблагоприятен… При чем тут я, и что я, собственно, могу сделать, и что это вообще на меня нашло? Дичь какая-то…
Достал из холодильника еще бутылку молока. Посмотрел на себя в зеркало: резче выступившие после ночи морщинки у глаз (поспать почти не удалось), на висках уже седины полно.
— Давно никуда не встревал? — брюзгливо спросил он свое отражение. — Спокойная жизнь надоела? Пей свое молоко и иди спать, старый хвастун… Как говорится, дай мне силы бороться с тем, с чем можно бороться, дай мне терпение смириться с тем, с чем нельзя бороться, и дай мне ума отличить одно от другого…
Разделся и влез под одеяло. Повертелся, устраиваясь. Затих.
Свербило. Не шел из головы тот, двадцатишестилетний…
Крякнул, встал и пошел в ванную бриться. Жене оставил записку.
Прогулка излюбленным маршрутом по гулким гранитам набережных успокаивала: Фонтанка, Михайловский замок, Лебяжья канавка (Летний сад закрыт на просушку)… Мысль одна всплывала в сознании, как перископ отчаянной подлодки.