Что обозначает щит на вратах царьграда
Щит на вратах Царьграда. Византийский триумф Олега Вещего
2 сентября 911 года заключен первый письменный договор между Киевской Русью и Византией, и в знак успешного завершения военного похода князь Олег приказывает прибить щит к вратам Царьграда
Враг или союзник?
Отношения с Византийской империей являлись важным элементом внешней политики Руси еще в IX веке. В то время греки пытались начать христианизацию молодого Древнерусского государства, правда, значительных успехов добиться не смогли. Один из первых набегов на Константинополь случился в 860 году – за два года до призвания варягов на княжение в Новгороде. С тех пор на протяжении почти полувека византийцы стремились сохранить дружественные отношения с воинственным соседом и вести торговлю, пусть и в довольно ограниченном объеме.
Константинополь – столица Византийской империи
Именно нежелание расширять торговые льготы, а также пренебрежительное отношение православных византийцев к русам-язычникам послужило поводом для военной кампании 907 года. Грядущим походом князь Олег стремился закрепить статус пути «из варяг в греки» как самой надежной торговой магистрали Восточной Европы.
Момент для наступления был выбран очень удачно: Византийская империя как раз находилась в состоянии конфликта с Арабским халифатом. В 906 году византийский полководец Андроник восстал против императора Льва VI, а затем перешел на сторону арабов. На Руси к предстоящему выступлению готовились с особой тщательностью и даже прибегали к использованию средств разведки (иначе откуда Олегу было знать, что византийцы побоятся воевать с двумя соперниками одновременно). Начало похода запланировали на первую половину лета, когда море наиболее спокойное. Так же поступали в 860 и 941 годах.
Корабли на колесах
Князь Олег, прозванный Вещим, правил на Руси тридцать лет и три года. Поход на Византию стал его самым масштабным и ярким деянием, сравнимым разве что с объединением Киева и Новгорода. Если верить «Повести временных лет», то войско Олега отличалось невероятными размерами и включало в себя представителей почти всех восточнославянских и финно-угорских племен Древней Руси, и даже тех, с кем он воевал (например, тиверцев). Нестор-летописец утверждал, что в поход снарядили 2000 кораблей, на каждом из которых находилось по 40 человек (число практически невозможное).
Князь Олег с Игорем, сыном Рюрика. Художник И. Глазунов
Олег двинулся на греков «на конях и кораблях». По всей видимости, конное войско двигалось до черноморского побережья, спуская корабли по Днепру, а затем пересело на корабли. Когда греки преградили врагу путь по Босфору, князь приказал поставить ладьи на катки и перебросить их в бухту Золотой Рог, откуда Царьград был более уязвим. Согласно летописи, вид «кораблей на колесах», не знающих преград, настолько поразил византийцев, что те сразу задумались о переговорах.
Откуда же возник образ этих кораблей? Удивительно, но о нем упоминается как в самых разных мифологических, так и в серьезных военных трактатах. Подобные корабли даже использовались на карнавальных шествиях в Европе вплоть до Нового времени. Существовали ли они на самом деле? Безусловно, да. Например, античный автор Юлий Фронтин в своем произведении «Стратагемы», посвященном военным хитростям, рассказывает о том, как полководец Спарты по имени Лисандр оказался осажденным в афинской гавани и спас свои корабли, подложив под них катки и переправив в ближайший порт по суше. Двигались они при этом на всех парусах, подгоняемые ветром. Весьма впечатляющее зрелище!
Поход Олега на Константинополь: ладьи, поставленные на колеса, двигаются по суше
Но вернемся к походу 907 года. Даже если ладьи Олега и не шли под парусами как древнеримские, у варягов имелся опыт перетаскивания их волоком. Например, только так можно было переместить корабли от Ловати до Днепра. Так что для варягов это было обычным делом, а византийцев, забывших, по всей видимости, античные премудрости, зрелище повергло в ужас. И все же греческое коварство возобладало над страхом: послы Льва VI попросили Олега о пощаде и вынесли ему дары, пищу и вино. разумеется, отравленные. Когда мудрый князь отказался от подношений, среди местных жителей прошел слух, что вовсе не Олег, а сам святой Дмитрий (покровитель Фессалоник, которым Константинополь отказался помогать в войне с арабами) послан им за многочисленные грехи.
Византийцам пришлось сдаться и принять условия русского князя. Олег потребовал у императора выплаты по 12 гривен на ладью, дань для Киева, Чернигова, Переяславля, Полоцка, Ростова и Любеча. Кроме того, русским воинам было разрешено брать сколько угодно съестных припасов, мыться в банях Царьграда, а для обратного пути – запасаться у византийцев парусами, якорями и канатами.
Мир и любовь
Через четыре года после триумфального похода Олег решает закрепить свой успех заключением договора с императором Львом VI и его братом Александром. В 911 году посланники князя вновь прибывают в Константинополь, но уже с мирными целями.
Русско-византийский договор 911 года. Отрывок из Радзивилловской летописи XIII века
Договор Руси с Византией – самый ранний подлинный документ нашей истории. Древнерусский текст, известный сегодня, представляет собой перевод греческого оригинала и включен в «Повесть временных лет». Любопытно, что византийцы никак не упомянули в своих источниках предшествующий мирному соглашению поход 907 года. Возможно, напрямую сообщать о своем поражении, тем более молодому и малоизвестному государству, каковым в тот момент являлась Русь, греческим хроникерам было неприятно. Как бы то ни было, в 911 году подписание документа состоялось. Обе стороны давали присягу: византийцы – по христианскому обряду, русы – по языческому, упоминая в клятвах Перуна и Велеса. После заключения договора Лев VI преподнес русскому посольству дары, организовал «экскурсию» по храмам и с честью отпустил домой.
Для чего нужен щит над вратами Царьграда?
Из всей истории военных успехов Олега самым известным, пожалуй, является эпизод со щитом, прибитым по приказу князя к городским воротам Константинополя. Обычно этот символический жест ассоциируется с фактом безоговорочной победы и подчинения соперника, однако существуют и другие версии.
Князь Олег. Рисунок В.П. Верещагина из серии «Державные правители России».
Дело в том, что в XI–XII веках, когда создавалась «Повесть временных лет», слово «победа» использовалось еще и в значениях «защита» или «покровительство». Прибивая щит к вратам Царьграда, Олег не унижал новоиспеченного союзника, а демонстрировал, что больше не имеет намерений воевать и хочет прекратить брань. Князь показал, что столица Византийской империи отныне находится под защитой русских воинов, которые не допустят разорительных набегов и восстаний. Подобная трактовка знаменитого жеста позволяет по-новому взглянуть на политику и личность князя Олега, который неслучайно остался в народной памяти с прозвищем «Вещий», а значит, мудрый и дальновидный.
Новое в блогах
Щит на вратах Царьграда
Среди государственных и военных деятелей России есть фигура размеров подлинно исполинских, чьи деяния до сих пор не оценены в полной мере потомками. Слишком далеко отстоит от нас, сегодняшних, скрытый пеленой времени князь Олег Вещий, создатель единого Русского государства, талантливый политик, полководец и дипломат.
Между тем поход завершился блестящей и практически бескровной победой, заключением военно-политического союза и весьма выгодного для России международного договора, кстати, первого в истории нашей страны. Как удалось русскому полководцу добиться столь выдающихся результатов? Что означал его щит, прибитый на вратах Царьграда? Наконец, куда и зачем ехали посуху его знаменитые корабли на колесах?
Предлагаемая вниманию читателей статья поднимает завесу над одиннадцативековой тайной.
Молодая Русь встретила X век вполне благополучной страной: племенной сепаратизм угасает в глубоком подполье, пути сообщения расчищены от разбойничьих шаек, товары свободно обращаются по суше и рекам, процветают города, наполняются людьми и богатеют села.
Положение осложнялось тем, что поляне, как и ряд других племен, формально продолжали считаться данниками хазар, а ссориться с каганатом желающих было мало. В результате Киев не мог заключать равноправные международные соглашения, а русские купцы, лишенные правовой защиты, подвергались всяческой дискриминации за рубежом.
Первый путь не обеспечивал прямого достижения цели (все равно потом пришлось бы вести переговоры с той же Византией), а кроме того, требовал проведения целого комплекса предварительных мероприятий политико-стратегического характера, что было сделано лишь при преемниках Олега.
Второй же путь сразу выводил на куда более значительные перспективы. Восточная Римская империя к этому времени уже миновала зенит своего могущества. Оставлена Италия, под натиском арабов пришлось уйти из Северной Африки, постоянно тревожит Болгария. Хазарский каганат грозит северному Причерноморью. Войны давно превратились из наступательных в оборонительные, и Константинополь распыляет силы, стремясь прикрыть протяженные границы от многочисленных вражеских полчищ.
Вместе с тем не следовало и недооценивать силы империи: она все еще оставалась подлинной сверхдержавой средневековья, и граждане ее, хотя греческий язык уже вытеснил латынь, с гордостью называли себя римлянами («ромеями»). Здесь хранились многие достижения античной науки, в том числе и военной, в то время как западноевропейским армиям потребуются еще сотни лет, чтобы выйти на уровень римских легионов.
Олег принял во внимание также и внутреннее положение Византии, переживавшей своеобразный «застойный период».
Расчет оказался верным: византийская разведка или не смогла обнаружить приготовлений северного соседа, или ее донесения были оставлены без внимания. Надо сказать, излишняя меркантильность подвела Константинополь: правительство Византии, не желая терять налог с продажи, придерживало своих купцов дома, в то время как русские, несмотря на дискриминационные меры, давно облюбовали Царьград. Коммерция, понятно, сбору разведданных не мешала.
Скандинавские дружины шли на своих драккарах, описывать которые особой нужды нет. Можно только отметить, что хитрые викинги иногда делали кили этих «морских коней» полыми, чтобы, утяжелив их свинцом или железом, без опаски пускаться в бурное море. При необходимости металлические брусья вынимались, осадка уменьшалась и добытчики незаметно подбирались к безмятежному городу в верховьях одной из европейских рек.
Византийские корабли располагали куда более широкими возможностями. Империя унаследовала богатую школу кораблестроения Средиземноморья, и флот ее долгое время был представлен точно такими же триремами, биремами, моноремами, как и те, на которых одерживали победы господа римские адмиралы, разве что звались они иначе.
Это были достаточно грозные орудия морской войны; пройдет еще немало времени, прежде чем европейские корабельщики смогут поспорить со своими античными коллегами. Сорокаметровая трирема на всех ста семидесяти веслах развивала скорость до восьми узлов. Экипаж ее, помимо гребцов, включал до семнадцати матросов, до пятидесяти морских пехотинцев-эпибатов, баллистиариев и других специалистов.
Несколько сотен таких боевых кораблей, стоявших в гавани Золотого Рога, могли представлять серьезную помеху в осуществлении замыслов Олега. Правитель Руси при всей своей отваге был не из тех, кто очертя голову бросается в рискованную авантюру. Неужели он не учел подобную возможность? Учел, еще как учел! Здесь ему снова оказала услугу Ее Величество Русская разведка.
Коррупция, в период физической слабости Льва VI поразившая чиновничью верхушку, опасной болезнью проникла и на флот, благо там всегда есть чем поживиться. Неважно, что отпускаемые казной крохи так и не поступают по назначению (другим тоже воровать надо): господа адмиралы богатеют, спуская владельцам гражданских судов паруса, снасти, якоря, весла.
Боевая подготовка заменяется подрядами на коммерческую перевозку грузов, а гребцы боевых кораблей ссужаются частным лицам для производства различных работ. Надо сказать, что обеспечивать гребные корабли «живыми двигателями» и без того становится все труднее: Христианская Церковь запрещает рабство, а византийские граждане скорее пойдут побираться, чем возьмутся за рукоять весла. Остаются лишь каторжники да пленные, от которых в абордажном бою скорее подвоха дождешься, чем помощи.
Развал некогда грозного флота империи не укрылся от внимательного взора Олега, и летом 907 года он начинает тщательно подготовленный поход. Судовая рать насчитывала две тысячи кораблей и около шестидесяти тысяч человек личного состава (конечно, не все из указанного в Летописях числа кораблей были боевыми и не все несли по сорок бойцов на борту). Можно лишь представить впечатления современников этого события: ведь даже проходя мимо своих берегов по три корабля в линию колонна при самых минимальных дистанциях должна была растянуться более чем на три десятка километров!
Вдоль реки в непосредственном охранении движется конница, но большая часть ее следует к землям Болгарии, чтобы выйти к столице империи с севера одновременно с судовой ратью.
Достигнув Вятичева, Олег делает остановку на два-три дня: впереди опасные пороги Неясыти и Крарийской переправы, сложные и для отдельных судов с опытными командами. Как же провести через это препятствие такую армаду? Очень просто: по суше!
Русский флот под прикрытием конницы (мало ли какой сюрприз преподнесет степь) благополучно минует пороги и приближается к острову Элевферия (ныне Березань). Здесь, близ устья Днепра, в каменных башнях на холмах размещены наблюдательные посты Византии.
Разведка империи устанавливает не только наличие угрозы, но и точное количество кораблей Олега. Донесения, обгоняя друг дружку, несутся в Константинополь; город на Босфоре охватывает тревога.
Нависшая опасность заставляет Льва VI превозмочь недуг и вновь взять управление государством в свои руки. Следуют кадровые перестановки, наказания (согласно средневековым порядкам) виновных, столица энергично готовится к обороне. Увы! За одну-две недели нельзя исправить то, что приходило в упадок годами!
Город осажден с суши и блокирован с моря, но император и его военачальники тем не менее спокойно взирают на русские станы с высоты крепостных башен: противник у самого Константинополя? Что ж, такое бывало, и не раз. Вот только никому до сих пор не удавалось ступить за его стены!
В самом деле, фортификационные сооружения столицы долгое время служили образцом для военных инженеров Европы и Азии. Со стороны суши город надежно защищали тройные стены Феодосия, пересекавшие весь Босфорский мыс от Золотого Рога до Мраморного моря. Протяженность укреплений здесь составляла 5,5 км, но, прежде чем подойти к ним, атакующий должен был преодолеть наполненный водой ров глубиной 10 и шириной 20 метров!
Вдоль берегов Золотого Рога и Мраморного моря также тянулись внушительные, хотя и однорядные стены, ибо штурм с этих направлений был возможен разве что теоретически.
Катапульты, баллисты и их разновидности простреливали подступы к укреплениям на несколько сотен шагов, а мертвое пространство перекрывали похожие на длинношеих чудовищ фрондиболы, способные обрушить на штурмующих град камней или выплеснуть огромный ковш горящей нефти. Правда, настоящие потоки жидкого пламени и крутого кипятка были впереди, у самой подошвы стен.
Особые приспособления позволяли выхватывать острыми когтями нападавших из строя, поднимать выше крепостных зубцов и бросать вниз другим на острастку, вытягивать или крушить ударные части таранов; косить противника гигантскими ножами.
Задача долговременной фортификации состоит в том, чтобы обеспечить возможность обороняющимся успешно противостоять семи-, а то и десятикратно превосходящему противнику. Что и говорить, господа византийские инженеры справились с ней на «отлично»!
Известно, что в городе находилось десять тысяч императорских гвардейцев. Спорить с ними один на один могли разве что витязи (так на Руси величали именно профессиональных воинов) да викинги, а такими в войске Олега являлись далеко не все. Если учесть городскую стражу и отряды милиции, создаваемые кураторами каждого из четырнадцати районов двухмиллионного города, станет ясно, что на победу числом русскому князю рассчитывать не приходилось.
Олег также не располагал ни соответствующим осадным парком, ни специалистами, способными его обслуживать. Быть может, союзниками станут голод и жажда?
Все это прекрасно знал и Олег, а потому не пытался штурмовать даже крепость Галаты, защищавшую вход в Золотой Рог. Между нею и укреплениями города была протянута массивная цепь: особые механизмы позволяли опустить ее или поднять, образуя непреодолимый барьер. Даже пять с половиной веков спустя (турецкие войска овладели Константинополем в 1453 году) цепное заграждение будет не по зубам султану Мехмету II, располагавшему куда более мощными кораблями с артиллерией на борту!
Правитель Руси ограничивается тесной блокадой города и странными работами между лагерем своих войск и заливом Золотой Рог. Прямой угрозы столице, кажется, нет, но действия Олега все же причиняют изрядные неудобства и немалый ущерб, в первую очередь, из-за прекращения морской торговли. Лев VI начинает переговоры.
Солнечным августовским днем жители Константинополя становятся свидетелями небывалого зрелища: от русского лагеря на берегу Босфора в сторону Золотого Рога движется целая армада кораблей на колесах! Попутный ветер надоумил кого-то поставить паруса, чтобы облегчить труд взявшихся за канаты людей, и флот, украсившись сотнями многоцветных полотнищ, медленно катился посуху, оставляя слева Галату.
Историки до сих пор гадают над смыслом действий Олега: некоторые считают, что он хотел обойти Золотой Рог с севера, подтянуть корабли к стенам Феодосия и использовать их в качестве штурмовых помостов. Оборонительные возможности византийской столицы сделали бы такое решение, мягко говоря, не самым удачным.
Другая точка зрения гласит, будто русский князь собирался спустить корабли в залив и осуществить штурм морских стен непосредственно с водной поверхности. Увы, такое было не под силу ни Марцеллу, ни Митридату со всей их техникой и опытом осадных работ.
Договор с Византией был подписан четыре года спустя. Одна из его статей, между прочим, регламентировала службу русских витязей в вооруженных силах империи: головокружением от успехов Олег не страдал, византийскую военную науку ценил и желал, чтобы она стала также и достоянием Руси.
Подписали Договор те самые великие бояре, что ходили с Олегом на Царьград, командовали соединениями кораблей и войск. Вот они, эти русские адмиралы, чьи имена названы в Первом официальном международном документе России: Карл, Ингелот, Фарлов, Веремид, Рулав, Гуды, Руальд, Карн, Фрелав, Рюар, Актутруан, Лидулфост, Стемид. Кажется, эти имена звучат несколько «иноземно» для слуха современных россиян? Но куда важнее слова, открывающие Договор:
Щит на вратах Царьграда. «Константинопольская вотчина» как духовная родина
«Константинополь должен быть наш», – записал Федор Михайлович Достоевский в «Дневнике писателя» в ноябре 1877 года. А религиозный философ Евгений Трубецкой в 1915 году, говоря о храме Святой Софии, отмечал: «Константинополь – та купель, из которой предки наши приняли крещение, и место нахождения великой православной святыни, которая оказала могущественное определяющее влияние на духовный облик православной России. Волею судеб именно с этим храмом связано самое глубокое и ценное, что есть в нашей душе народной. ». О метаморфозах многовековой русской мечты о Царьграде, как в России называли Константинополь, мы беседуем с ведущим научным сотрудником Санкт-Петербургского института истории РАН доктором исторических наук Лорой ГЕРД.
РЕПРОДУКЦИЯ. ФОТО АВТОРА
– Лора Александровна, а откуда вообще пошли слова «прибить щит к вратам Царьграда»?
– Речь о походах Игоря и Олега против византийцев, совершенных в Х веке. Но они не имели целью захват Константинополя. Со стороны русских это был не более чем набег на империю, попытка воспользоваться ее трудностями с пользой для себя, добиться торговых привилегий. Да и прибитый щит – знак конца войны, а не победы.
Причем это происходило еще в те времена, когда Русь была языческой. А вот после 988 года, когда было принято крещение, причем именно от Византии, ее мировосприятие оказало огромное влияние на русскую культуру и мысль. Дело в том, что Византийская империя считала себя новым Римом, поскольку прежний пал под ударами варваров в 410 году, а в 476 году отрекся от престола последний император. Русь, крещенная Византией, восприняла мысль, что Константинополь – центр мира.
Одно уточнение: Византия – это все-таки понятие Нового времени, XVII – XVIII веков, когда ученые, исходя из названия античного города Византий, который Константин Великий сделал столицей Восточной Римской империи, Константинополем, распространили это наименование на все государство. В те времена, когда Русь приняла крещение, понятие «Византия» не существовало. Тогда ее называли Ромейское, то есть Римское, царство.
Некогда могучее государство распалось на части под ударами крестоносцев в 1204 году, а дальше с востока стали наседать турки. Попыткой спасения Византии стало подписание в 1439 году Флорентийской унии об объединении Западной и Восточной (православной) церквей. Византийцы (и больше мирские правители, чем духовенство) надеялись таким образом получить от запада военную помощь против турок. Подписантам поставили условие: православная церковь должна была признать главенство Папы Римского. Религиозный вопрос в Средние века идет бок о бок с политикой, они неразделимы.
Однако помощь так и не пришла, да и уния не была принята народом ни в Византии, ни в русском государстве. По возвращении в Константинополь многие греческие епископы, которые согласились на унию, отказались от нее, заявив, что их насильно принудили к соглашению с латинянами. А когда в 1453 году Константинополь пал под ударами турок, о Флорентийской унии уже больше не вспоминали.
Падение Константинополя произвело очень большое впечатление на Русь, ведь под ударами «неверных» пала фактически ее духовная родина, колыбель, откуда было принято православие. И Русь, которая как раз тогда находилась на стадии укрепления своего политического могущества, приняла на себя роль защитницы поруганной духовной колыбели. Тем более что именно тогда Русь и бывшую Византию, которой после 1453 года как государства уже не существовало, связали родственные узы.
В 1472 году второй женой русского царя Ивана III Великого, объединившего Русь, стала София Палеолог. Ее отец Фома Палеолог был братом последнего императора Византии Константина XI.
Идея этого брака происходила от Папы Римского Павла II, надеявшегося на усиление влияния католической церкви на Руси или, возможно, сближение католической и православных церквей – восстановление Флорентийской унии.
С этим браком, как известно, на Руси была принята византийская символика (двуглавый орел и шапка Мономаха). Россия стала ощущать себя продолжателем, наследником Византии, павшей под напором Османской империи.
– Именно тогда на Руси появляется знаменитая идея о том, что Москва есть Третий Рим?
– Теория была впервые сформулирована в двух посланиях монаха Псковского Елеазарова монастыря Филофея в 1523 – 1524 годах, обращенных к дьяку Михаилу Мисюрю-Мунехину и великому князю Василию III Ивановичу. В ней московский великий князь рассматривался как преемник византийских императоров, а Москва – как столица православной ойкумены взамен падшего от ереси древнего (первого) Рима и падшего от турок Нового (второго) Рима – Константинополя.
Теория поначалу имела достаточно отвлеченное значение, и лишь во второй половине XVII века наряду с мессианским содержанием о роли русского народа и государства ее стали использовать в политических целях. Тем более что к тому времени Россия уже воевала с турками.
Первая Русско-турецкая война произошла в 1568 – 1570 годах. Порта ее проиграла, весной 1570 года послы Ивана Грозного заключили в Константинополе договор о ненападении. Это был самый пик расцвета Османской империи, никакой идеи о возвращении Константинополя на Руси тогда еще и в помине не было.
Другое дело, что среди православных народов Османской империи жила мечта о том, что когда-нибудь в далеком будущем Константинополь будет освобожден от «неверных», что там восстановится православное царство. Об этом начиная с XVI века было немало пророчеств – сначала устных, а потом и письменных. В XVII – XVIII веках они стали еще более популярными.
Эти пророчества готовили определенную почву. И когда активизировались контакты с греками, подданными султана, среди которых не угасала идея восстановления христианского царства, опять зазвучала мечта о Константинополе. С востока в Москву приходили просители – игумены, епископы, иногда даже патриархи – из Османской империи и регулярно получали финансовую помощь на поддержку церквей и монастырей. Россия очень охотно оказывала эту помощь, особенно при царе Алексее Михайловиче в XVII веке.
Россия считала себя правопреемницей Византии и покровительницей православных христиан. Политическое содержание это приобретает уже ближе к XVIII веку. Тогда возникает идея поставить проливы Босфор и Дарданеллы под контроль России. Это случилось после того, как при Екатерине II после серии Русско-турецких войн, продолжавшихся на протяжении всего XVIII века, Россия прочно вышла на берега Черного моря.
– А чем эти проливы были так важны?
– Это ключ к Черному морю. Если через проливы могут проходить военные корабли враждебных стран и Турция их пропускает, значит, Черное море и южное побережье России подвергаются опасности. И торговля тоже, конечно, имеет значение. Здесь незамерзающие порты в отличие от Петербурга и Архангельска.
В 1782 году возник знаменитый «греческий проект» Екатерины II, инициатором которого был секретарь царицы князь Александр Безбородко. Началась переписка Екатерины с австрийским императором Иосифом II о том, чтобы совместно выступить против Османской империи. И был даже проект о разделе сфер влияния. Согласно ему Австрия получала контроль над западными Балканами, а Россия – над восточными, где предполагалось создать греческое королевство во главе с независимым правителем, а также буферное государство Дакия (на территории нынешних Молдавии и Румынии).
Во главе греческого государства должен был встать внук Екатерины II Константин, который был назван как раз в честь последнего византийского императора. Вся эта идея просуществовала не очень долго, ко второй половине 1780-х годов стала очевидна ее несбыточность. Иосиф II умер в 1790 году, а Русско-турецкая война, закончившаяся Ясским миром 1792 года, по-новому расставила акценты в международной политике.
Однако мечта о Царьграде продолжала жить: недаром по случаю основания Севастополя в 1783 году была выбита медаль с изображением константинопольского храма Святой Софии и восходящей над ней звезды. А на воротах Севастополя в 1787 году во время путешествия Екатерины II была начертана надпись: «Дорога в Константинополь».
– В том же направлении пошел и ее наследник Павел I, хотя в целом и не склонный к следованию екатерининским начинаниям.
– Написанная по его поручению записка Ростопчина продолжала греческую идею императрицы. Турцию предполагалось разделить между Россией и Францией. Балканские владения России с островами Эгейского моря должны были составить Греческую республику, а затем соединиться с Российской империей.
Александр I, следуя написанной графом Румянцевым записке «Общий взгляд на Турцию», также рассчитывал на овладение Константинополем. Да, собственно, и вся последующая русская политика на Балканах была нацелена на освобождение угнетенных турками православных народов. И славянофилы, и дипломаты в своих записках, особенно в годы военных столкновений с Турцией, вспоминали о «константинопольской вотчине», или «духовной родине русского народа».
С начала XIX века «восточный вопрос» стал одним из центральных в европейской повестке. По большому счету началась борьба за наследие Османской империи. Она уже трещала по швам, ее называли «больным человеком», и было ясно, что рано или поздно грядет ее раздел. На ее наследство претендовали в первую очередь Англия, Франция и Россия, а также Австрия и Пруссия. И вот тут идея Константинополя и контроля над проливами становится как нельзя более актуальной.
В первой половине XIX века, во время Русско-турецкой войны 1828 – 1829 годов, наши войска стояли совсем близко к Константинополю. Они могли бы в него войти, но это не было сделано. Россия заключила мир, после чего начался период ее наибольшего влияния на Османскую империю. По договору 1833 года Россия получила право контролировать проливы. Действовал он всего восемь лет.
Надо сказать, что турки сохранили о нем плохую память: он означал вмешательство России во внутреннюю политику Турции. Недаром во время Первой мировой войны они разрушили посвященный этому договору памятник на Босфоре.
Под влиянием Англии в 1841 году была заключена конвенция, согласно которой Россия теряла права на проливы. По ним могли проходить только торговые суда. Для военных судов они отныне были закрыты.
– А затем была не самая удачная для России Крымская война.
– Одним из условий Парижского мирного договора 1856 года, заключенного после той войны, был запрет России держать военный флот в Черном море. Такой порядок вещей сохранялся до 1870 года, когда случилась франко-прусская война. Воспользовавшись этой ситуацией, когда Франции было не до русских дел, Россия в одностороннем порядке объявила об отмене, говоря современным языком международного права, «нейтрализации Черного моря». После чего начала заново строить Черноморский флот.
Спустя восемь лет, на исходе Русско-турецкой войны 1877 – 1878 годов, русские войска уже почти дошли до Константинополя, но не вошли в него. А почему? Потому что в Дарданеллах стоял английский флот. Если бы русские войска вошли в Константинополь, английский флот двинулся бы в Черное море. Что означало столкновение России с Англией, повторилась бы ситуация
Крымской войны. Дать отпор Англии Россия тогда была не готова. В результате Константинополь вместе с проливами в очередной раз остался за турками.
Последующие императоры – и Александр III, и Николай II – грезили возвращением Константинополя в лоно православия, тогда как турки отдавать свою столицу отнюдь не собирались.
В начале ХХ века философ Евгений Трубецкой, близкий к славянофильству, подчеркивал: «Едва ли не три четверти вывозимого нами хлеба проходит через проливы; и, стало быть, вопрос о проливах есть вместе с тем вопрос обо всем экономическом настоящем и будущем России, о возможности для нас других кормить и самим этим питаться».
– В Первую мировую войну Россия, казалось, была как никогда близка к овладению и проливами, и Константинополем.
– В начале 1915 года союзники задумали Дарданелльскую операцию, в ходе которой блокированный с двух сторон Константинополь должен был капитулировать.
В феврале-марте того же года Россия, Англия и Франция заключили секретный договор о разделе территории Османской империи в случае победного завершения войны. России был обещан Константинополь и прилегающие территории. Франция получила бы Сирию, Англия – Египет.
И хотя договор был секретный, военное ведомство и Синод получили задания подготовить аналитические записки. И вот тут начались «маниловские прожекты»: высказывалась даже мысль присоединить Константинополь к русской церкви, сделать его одной из постоянных резиденций русского императора. Одновременно в печати велись дискуссии о будущем «русского Константинополя» и Османской империи.
В русской глубинке даже собирали деньги на крест для Святой Софии, распространяли плакаты с изображением этого храма. Звучали совершенно фантастические идеи о том, что Россия завоюет всю Малую Азию вплоть до Персидского залива. Тогда как раз происходило наступление русской армии на Кавказском фронте, достаточно успешное, был взят Эрзерум, занята часть территории Турции.
Информация о секретном договоре просочилась в печать. В 1916 году лидер кадетской партии Павел Милюков ознакомился с ней во время своей поездки по Западной Европе, а 11 марта 1917 года уже в качестве министра иностранных дел Временного правительства он торжественно заявил послам Франции, Великобритании и Италии о намерении России овладеть Константинополем и проливами. Не случайно потом Ленин припомнил политику эту речь, назвав его «Милюковым-Дарданелльским», имея в виду имперские притязания.
Десантная операция Черноморского флота по захвату Константинополя была намечена на начало весны 1917 года. Но ее отменила Февральская революция.
Первая мировая война, как известно, привела к тому, что прекратили свое существование и Российская, и Османская империи.
– И новые государства попытались затем строить отношения едва ли не с чистого листа.
– Договор РСФСР с Турцией 1921 года – это одновременно и элемент признания Советской России на международной арене, и демонстрация ее полного отказа от притязаний прежней империи. Советская Россия возвращала Турции Карс и Ардаган, принадлежавшие России с 1878 года, а также Ван, занятый русской армией в Первую мировую войну, способствовала обмену населением между Грецией и Турцией, когда полтора миллиона православных греков были насильно депортированы со своих исторических земель.
В том договоре о проливах речи не было. О них говорилось на Лозаннской конференции в 1922 году. Правительство РСФСР предлагало заблокировать проливы для военных судов всех стран, но встретило отказ. Под давлением Великобритании была принята формулировка, предусматривающая свободу прохождения любых торговых и военных судов.
Летом 1936 года в швейцарском городе Монтре была заключена конвенция по проливам, действующая по сей день. Она сохранила за торговыми судами всех стран свободу прохода через проливы. Что же касается боевых кораблей, то (при условии предварительного уведомления властей Турции) черноморские государства могут проводить через проливы в мирное время свои военные суда любого класса, а нечерноморские – лишь надводные, ограниченные по классу и тоннажу, и предельный срок их пребывания в Черном море – не больше 21 суток.
В случае участия Турции в войне, а также если она посчитает, что ей непосредственно угрожает война, ей предоставлено право разрешать или запрещать проход через проливы любых военных судов.
Однако, встретив противодействие остальных держав, прежде всего США, в 1953 году, после смерти Сталина, МИД СССР заявил об отказе и от территориальных претензий к Турции, и от намерения контролировать проливы. Было объявлено: «Советское правительство считает возможным обеспечение безопасности СССР со стороны проливов на условиях, одинаково приемлемых как для СССР, так и для Турции».
Проливы до сих пор не потеряли своего военно-стратегического значения. Сегодня они остаются под контролем Турции, а она, как известно, – член НАТО. Конвенция 1936 года обеспечивает привычный для всех статус-кво. Почему такую острую реакцию вызывает намерение Турции в обход проливов провести канал «Стамбул», который даст дополнительный проход в Черное море? Потому что на него не будет распространяться конвенция Монтре.
– Как вам кажется, для современной российской философско-политической мысли Константинополь еще остается живой идеей?
– Сейчас постоянно обращаются к представлениям прошлого, пытаются даже оживить концепцию Третьего Рима. Но, на мой взгляд, идея о русском Константинополе осталась в истории. Сегодня это уже какой-то несбыточный мираж.
Однако культурное и символическое значение Константинополя по-прежнему велико. Достаточно вспомнить бурную реакцию, когда в прошлом году Святой Софии был вновь придан статус мечети. Духовная связь с Константинополем, возможно, не забыта еще и потому, что нам напоминают о ней архитектурные реплики его главного храма. Самая яркая из них – Морской собор в Кронштадте.
Лучшие очерки собраны в книгах «Наследие. Избранное» том I и том II. Они продаются в книжных магазинах Петербурга, в редакции на ул. Марата, 25 и в нашем интернет-магазине.
Еще больше интересных очерков читайте на нашем канале в «Яндекс.Дзен».
Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 70 (6908) от 21.04.2021 под заголовком «Щит на вратах Царьграда».